– Может, проблема скрывается в лесу, может, проще её там искоренить? – в Люциане почувствовалось напряжение, он ощутил правоту в своих словах, что поднялась из его нутра тёплой уверенностью.

– Возможно, – подтвердил генерал после короткой паузы. – Вот только где найти того храбреца, что отправится в лес искоренять её?

– Я, – Люциан вскочил из-за стола, чем удивил не только окружающих, но и себя. Генерал выдержал паузу вежливости и рассмеялся.

– Был уже один такой паладин тут, вон, ты его пернач теперь за спиной носишь, – он смеялся через слово и останавливаться не собирался. – И что, где он теперь? Ушёл и не вернулся, все его забыли. Хочешь тоже сгинуть?

– Со всем уважением, генерал, прошу Вас остановиться, – вмешался эрелим, видя, как накалился молодой паладин, как пульсирует кровь в его жилах, как вспыхнули глаза синевой.

– Хм… – осёкся генерал, ощутив негативное напряжение. – Приношу свои извинения за мою неуместную выходку, – генерал почувствовал, что ему не по чину извиняться перед молодым паладином, ещё не заслужившим уважения сопляком, но есть груз ответственности перед его отцом.

– Принято, – Люциан поклонился и задвинул стул. – Пожалуй, лучше мне откланяться.

– Всего наилучшего, наследник, – сквозь зубы произнёс генерал и склонился над кубком, глядя, как в дрожащем отражении подмигивает сам себе.

Люциан взял пернач и направился вон. Он не заметил, как покинул дом генерала, и очутился уже в Храме, где и провёл остаток дня, скидывая с себя гнев. Погружённо читая трактаты, ему лишь к темноте удалось остыть. Беспощадное солнце скрылось за горизонтом, прохладный ветер как благословение гуляет по улицам, колышет зажжённые огни факелов. Люциан покинул Храм. После заката застава Тир-Харот оживает.

– Люциан, – неожиданно окликнул его эрелим, подойдя со спины, будто всё это время караулил неподалёку.

– Моё почтение, Табрис, – оглянувшись, ответил ему Люциан, стараясь не показывать своё удивление. – Чем я заслужил такое чрезмерное внимание от эрелима Императора?

– Банальное совпадение, – усмехнулся тот, – видно, звёзды сочли это необходимым.

– Звёзды подвластны лишь воле Создателя, откуда нам, смертным, знать фатум, нам остаётся лишь учесть…

– Настрой печальный у Вас, молодой наследник.

– Нет, печали нет, есть тревога.

– Тревога? – эрелим попытался проявить интерес, но это стало выглядеть наигранно. – Что же может тревожить сердце молодого наследника, скорее, кто?

– На эту тему в таких кругах не принято общаться, – он сделал паузу, проверяя словесный удар по самолюбию эрелима. – Мы ещё не настолько близки, чтобы я мог любезно делиться своими сердечными переживаниями…

– Согласен, – подтвердил Табрис слова собеседника, и на его лице пропал даже малейший намёк на ухмылку. – Но всё же могу ли я услышать причину переживаний, или продолжим путь молча? Ведь нам в одну сторону.

– Конечно, я скажу, здесь нет особой тайны, – Люциан чуть замедлил шаг, кровь вновь начинала в нём закипать, несмотря на многочасовую молитву. – Тот разговор с генералом, этим днём…

– Про Арену?

– В частности… – они подошли к дому и остановились у входа. – Была задета генералом моя честь, он высмеял моё предложение и выставил глупцом.

– Ну, для начала прошу не горячиться. Этой ситуации никто не видел и знать о ней не может, – эрелим огляделся, одни ли они в сей час. – Да, он позволил себе вольность в общении, но после твоего ухода раскаивался за свой непослушный язык.

– Хотелось бы верить, – Люциану стало чуть легче от слов эрелима, – но всё же хотелось бы услышать его покаяние своими ушами, а не из уст пусть даже настолько уважаемого защитника Императора.

– Прошу, остановись, Люциан, – эрелим аккуратно положил руку ему на плечо. – Ты молод и горяч…

– Опять слова моего отца, – Люциан откинул руку от себя, не позволив ему договорить. – Он даже здесь меня не отпускает со своими нравоучениями, – ничего более не сказав, дабы не сорваться гневом, он хлопнул дверью и скрылся за ней.

Лето. Застава Тир-Харот. Утро.

Второе утро в Тир-Харот ещё жарче первого. Кажется, что дождей здесь не бывает. Солнце только появилось на горизонте, а пекло уже стоит сильное.

Люциан распахнул дверь из дома, и его тут же обволокло душным жаром. Снаружи земля раскалена до недопустимого предела, воздух над ней плавится восходящим потоком. Прикрытый только коричневым домино, он ступил за порог, с собой взял лишь двуручный пернач своего кровника. Всю ночь ему не давали покоя слова генерала Небироса, в голове мусолил их и пережёвывал до внятной каши. В них он чётко расслышал вызов, теперь не скрыть этой обиды чести паладина. Взвинченный негодованием, он стремительно направляется на встречу с генералом. Не замечая по пути людей, которые прячутся от жары под навесами домов. Адреналин пульсирует в его жилах, пальцы до боли сжимают рукоять уже раскалённого под солнечным светом пернача. Домино колышется от торопливой ходьбы, капюшон слетел, и белые волосы струятся волнами в потоке встречного ветра.