Роза ударила его. Баллард дёрнулся на полсекунды позже, чем следовало, и изогнутый шип впился ему в челюсть. Он сжал лозу, что обвилась вокруг запястья и впилась в ладонь шипами, в кулаке, не обращая внимания на кровь, которая просачивалась сквозь пальцы и стекала по тыльной стороне ладони. Роза извивалась в его руке, лепестки с шипением раскрывались и закрывались. Он обхватил цветок, впившись когтями, восхищаясь его нежными лепестками. До его ноздрей донеслись ароматы розы и смерти. Он мягко сжал лепестки, подавляя сердитое шипение.

Ответная боль вспыхнула в его глазах, заставляя их слезиться. Он проигнорировал агонию и ещё немного сжал розу. Как заманчиво сорвать со стебля все лепестки и растереть каждый сапогом. Одна сторона его лица пульсировала, одновременно предупреждая о боли. Баллард ослабил хватку, но роза осталась на месте, гнездом чёрных шипов впившись в кожу на ладони. Он погладил кончиком пальца мокрый лепесток.

— Чья кровь сделала его таким прекрасным, Изабо? Твоя или моя?

Лоза вырвалась на свободу. Баллард задохнулся и выгнулся в кресле, когда шипы разорвали плоть и ткань и, подхватив кусочки того и другого, лоза заскользила по полу к окну. Роза, пылающая алым в угрюмом свете камина, издала последнее шипение и исчезла за подоконником.

Баллард последовал за алым следом, оставленным лозой, и, прихрамывая, подошёл к окну. Он открыл ставни как раз вовремя, чтобы увидеть, как роза расползлась по стене замка и переплелась с паутиной виноградных лоз и цветов, раскинувшихся по северной стене башни. Даже в разгар зимы ежевика пенилась зелёными листьями и цветами в полном, ненасытном цветении.

Окровавленная ладонь Балларда скользнула по обледеневшей створке.

— Помилуй, Изабо, — взмолился он. Растение снова зашевелилось, каждый цветок повернулся сердцевиной к крепостным воротам и прочь от него.

Он посмотрел на ворота и увидел всадника в плаще, выходящего из узкого барбакана [прим. Барбакан — фортификационное сооружение, предназначенное для дополнительной защиты входа в крепость]. За ним тащилась вьючная лошадь. Оба остановились, и всадник приветственно поднял руку. Баллард отсалютовал ему в ответ. Притянутый обратно в Кетах-Тор нарастающим потоком Гэвин вернулся из своего путешествия во внешний мир. Все надежды Балларда были связаны с тем днем, когда он увидит, как его сын навсегда покинет Кетах-Тор, наконец-то освободившись из тюрьмы своего наследства.

Тени, отбрасываемые факелами, тянулись за Баллардом вниз по лестнице, которая вела со второго этажа замка в большой зал. Он вдыхал аромат розмарина и шалфея, которыми Магда пахла, разбрызгивая воду по камышам. Гэвин, наконец, перестал уговаривать ее отказаться от благовоний и расстелил плетёные ковры, которые привёз из своих многочисленных путешествий.

Грозный повар и экономка Кетах-Тора встретила Балларда на кухне. В одной руке она держала ступку, а другой размахивала пестиком, похожим на дубинку.

— Что тебе нужно? — её взгляд скользнул по нему, задержавшись на его щеке и руке, прежде чем перейти к блестящим полосам крови, которые пересекали его ногу и забрызгали ботинок. Она жестом пригласила его сесть на одну из скамеек у очага. — Фамильяр ведьмы снова приходил навестить тебя?

Баллард с болезненным стоном сел и вытянул окровавленную ногу.

— Да, и занимался со мной нежной любовью.

— Когда-нибудь кто-нибудь разорвёт эту чертову траву на куски, и я хочу быть там, чтобы помочь, — Магда указала на него пальцем. — Оставайтесь на месте. Я иду за бинтами и мёдом, — она оставила его у кладовки, и он в это время стянул сапоги и аккуратно снял порванные штаны.

Раны, оставленные шипами, добавляли линии к фреске шрамов, украшавших его бедро и икру — сувениры из давних битв, когда он сражался с людьми, а не с демоническими растениями. На них он мог смотреть, и его желудок не скручивало. Остальные заставили его отвернуться. Дикая магия, подпитываемая ненавистью столетней давности, вырезала иллюстрированное свидетельство его неудач на каждой части тела.

Он дернулся, когда на его колени упала груда бинтов. Магда поставила рядом с ним кувшин и опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть его раны. Она жестом подозвала одну из своих служанок.

— Наполни миску горячей водой и принеси полотенца.

Баллард не шевелился, пока она ощупывала сначала его руку, а потом линию разорванной плоти, протянувшуюся от икры до паха. Он зарычал, когда она надавила на особенно нежное место.

— С такими руками ты такая же нежная, как таран.

Она фыркнула.

— Ты жалуешься больше, чем младенец в мокром подгузнике. А теперь помолчи и дай мне поработать.

Шорох одежды по каменному полу возвестил о прибытии Эмброуза. Колдун почти впорхнул в комнату. Брови Балларда поползли вверх. Возвращения Гэвина в Кетах-Тор были горько-сладкими для оставшихся обитателей замка — радость от его благополучного прибытия, печаль от того, что поток притягивал его домой. Хотя Эмброуз всегда праздновал возвращение Гэвина домой так же, как и все остальные, на этот раз он практически выпрыгивал из своей кожи от волнения.