В обозначенную дверь я позвонила спустя полчаса. Дверь мне, как и ожидалось, открыл лично Конан.

– Ты быстро, – повёл бровью он, смотря на меня сверху вниз.

– Ты достаточно понятно выразился, – пожала плечами я.

Мой ответ вызвал у него ухмылку, и он отошёл в сторону, пропуская меня внутрь.

– Это что, апартаменты? – остановившись посреди комнаты, обставленной как гостиная, поинтересовалась я.

– Апартаменты – это громко сказано. Всего три комнаты: гостиная, спальня и ванная.

– Это на три комнаты больше, чем у меня. У меня вообще только кровать, – обходя диван, констатировала я.

Больше не говоря ни слова, я начала без приглашения осматривать квадратные метры. Квартира была обставлена в скромном минимализме. В гостиной из мебели были только диван, пара кресел, журнальный стол, пуф и один комод. У правой стены располагалась небольшая кухня на пару шкафчиков, стоял небольшой холодильник. Дальше шла спальня. Здесь нашлись только два платяных шкафа, двуспальная кровать, ещё один комод и пара прикроватных столиков, на одном из которых стоял необычный ночник в виде искусно разрисованной горы. Ванная комната оказалась маленькой, но в ней было всё необходимое: душевая кабинка, унитаз, раковина, стиральная и сушильная машины. Стены во всех комнатах, кроме выложенной тёпло-бежевой плиткой ванной, были выкрашены в разные оттенки серого цвета. В мире до Первой Атаки эту квартиру назвали бы самой скромностью, но в текущих реалиях она являла собой настоящую роскошь. Самым же значимым элементом интерьера было огромное панорамное окно, вырезанное в стене напротив входа в апартаменты. Через него открывалась величественная панорама на западные горы.

– Ты можешь себе позволить есть сколько душе угодно, мыться в собственном душе и видеть красивейший закат. Ты счастливый человек, – продолжая смотреть в окно, сделала вывод я. – Но в целом обстановка достаточно аскетичная: всё серенькое и всего мало, – добавила обернувшись я, и заметила, как Конан вынимает из холодильника бутылку вина. Ещё один признак роскоши. – И многие здесь могут позволить себе распивать подобные напитки?

– Это контрабанда. Добровольцам не запрещено проносить в город мелочи для личного пользования, подобранные в одичавших землях: книги, посуду, текстиль, выпивку. Эту бутылку я пронёс в город полгода назад вместе с парой бутылок бурбона. Нашел их в каком-то заброшенном офисе, предположительно в кабинете босса, скелет которого валялся там же. Бурбона, как ты можешь догадываться, уже давно нет, но вино осталось.

– Учти, что и это угощение не склонит меня к прыжку в твою постель.

– Что ж, подождём ещё немного, – с этими словами, глядя на меня пронзительным взглядом, он при помощи штопора вытащил из бутылки пробку. Я не отвела взгляда и он первым отвлёкся на бокалы.

– Не думала, что на верхнем ярусе есть квартиры.

– Ровно три сотни точь-в-точь таких вот квартир, только с разными размерами окон и разными видами из них.

– Три сотни человек живут в удобных квартирах, пока остальные теснятся по капсулам, как рыбы в консервных банках…

– О, люди. Ещё вчера ты была рада своей консервной банке, а уже сегодня желаешь большего.

– Желать большего – это не просто нормально. Это здорoво. Только психологически нездоровые люди считают, будто желать большего – это всё равно что не быть благодарным за настоящее. Можно и нужно быть благодарным за то, что ты имеешь, но не стремиться к большему значит быть лицемерным в своей благодарности.

– Хорошо сказано, – оценив мою мысль, Конан протянул мне наполовину наполненный бокал.

– Кислятина, – сделав первый же глоток, я сильно поморщилась и сразу же увидела, как морщится Конан.

– Вот тебе и роскошь. Прокисло, – с этими словами он забрал у меня бокал и, подойдя к кухне, вылил содержимое обоих бокалов в раковину, после чего опустошил и бутылку. – План “В”: чипсы и попкорн.

– Надеюсь, это вкуснее не только звучит, но и окажется на самом деле, – я подошла к одному из двух кресел и начала поворачивать его к окну. – Выходит, в таких квартирах живут какие-нибудь политики?

– Я не политик. И за средства деда не живу. Я уже говорил тебе об этом.

– Ты доброволец.

– Именно.

– Значит, добровольцы могут позволить себе такие аппартаменты?

– В год аренда таких апартаментов стоит шесть тысяч монет. Если доброволец продуктивно работает и какие-то из апартаментов пустуют, он вполне может позволить себе снять их. Вот только пустующими апартаменты бывают очень редко – бoльшая их часть неизменно занята именно теми политиками, о которых ты упомянула, да и добровольцы в последнее время зарабатывают не так уж и много: в одичавших землях всё меньше находятся выжившие.

– Выходит, добровольцы – это элита.

– Именно.

– У тебя здесь, кстати, достаточно чисто, – не заметив под отодвинутым креслом пыли, я села в него и начала расслабленно созерцать погружающиеся в вечернюю тень горы.

– За порядком следит уборщица. Мать-одиночка с двумя сыновьями приблизительно возраста Кея. Приходит два раза в месяц, моет полы и протирает пыль. В качестве платы я предоставляю ей эту квартиру для проживания на тот период, в который я нахожусь в одичавших землях.