Шрифт:
– Скучная какая-то, неинтересная. Вот послушай:
Дева из королевства Нафтания и глупа, и скучна, как литания [17] .
Знать, король Нафталин не сумел дать ей, блин, надлежащего воспитания.
Аннушка помолчала, потом спросила:
– Что такое «литания»?
– Понятия не имею, но знаю: что-то очень занудное.
Аннушка опять замолчала.
– Тебе не очень нравится мой лимерик? – жалобно спросила Дара.
[17]
Литания – молитва у католиков, которая поется или читается во время торжественных религиозных процессий. В переносном значении – длинный и скучный перечень чего-либо, причитания, нескончаемые жалобы.
– Совсем не нравится, – сказала Аннушка, встала и пошла к лифту.
Ракиты начали облетать в октябре. К этому времени первокурсницы уже научились разбирать на прутики и снова собирать учебную модель полетной метлы. Труднее всего было учить заклинания в стихах, с которыми положено резать прутья для метел, причем на гэльском языке. На последнем уроке была проверка усвоенных знаний.
– Мэри О'Кейси, почему каждая уважающая себя ведьма должна собственноручно изготовить для себя полетную метлу? – спросила профессор Морриган.– Это для того, профессор, чтобы на ней не могли летать посторонние. Собственноручно сделанная метла слушается только свою хозяйку. Плоха та ведьма, которая летает на чужой метле!
– Правильно, Мэри: не на свою метлу не садись! Следующий вопрос, девицы. Почему каждый прут надо выбрать и срезать по отдельности, прочитав перед тем Первое заклинание метлы? Казалось бы, можно нарезать прутья как попало, даже купить их на рынке, а уже потом прочесть заклинания над всеми сразу. Кэтлин Монтегю, прошу!
– Заклинание читается над каждым отдельным прутом для того, чтобы увеличить силу тяги, профессор.
– Отлично, Кэтлин. Сколько должно быть прутьев в хвостовом оперении обычной метлы, Юлианна Мишина?
– Шестьдесят шесть, профессор.
– Хорошо, Юлианна. Милли Милн, прочти нам, пожалуйста, Первое заклинание метлы.
Милли Милн встала, закрыла глаза и заголосила торжественно и заунывно:
О, подруга красная Ракита, не качайся предо мной сердито, не дрожи, как робкая Осина Уступи мне, о Ракита, сына!
Ждет его завидная судьбина:
станет сын твой быстрым и летучим, будет он, перегоняя тучи, с ветерком летать по поднебесью, распевая радостную песню; примут его в крепкие объятья новые ракитовые братья.
Отпускаешь ты со мной сыночка?
Ну и ладно, ну и славно, ну и точка.
– Сколько раз каждая из вас должна повторить эту первую песнь, Алисон ОБрайен?
– Шестьдесят шесть раз, профессор!
– Это в теории, а на практике получается гораздо больше. Помните, девицы, что бракованных прутьев я не приму, так что советую заготовить их с запасом. В общем, хочу предупредить вас, что времени на срезку прутьев у первокурсниц уходит много и справиться с этим сложным делом за одно воскресенье мало кому удается.
«Вот и хорошо, – подумала Аннушка, – хоть погляжу как следует, что там на воле делается».
В субботу все первокурсницы отдыхали и готовились к походу. В воскресенье утром, когда все другие ученицы пошли завтракать в Каминный зал, у первокурсниц завтрака не было, а, наоборот, был объявлен строжайший пост, нельзя было выпить даже глоток воды. Сразу после первого гонга профессор Морриган собрала первокурсниц в гостиной. На одном из столов лежало семь серых холщовых комбинезонов и столько же изрядно потрепанных брезентовых курток, а под столом стояло семь пар цветных резиновых сапог, тоже не слишком новых, некоторые даже с заплатками из резины другого цвета. На маленьком столике лежало семь складных ножей и семь крупных брошек, выточенных из белой кости: брошки изображали лошадку Келпи. Все они были пожелтевшие и потрескавшиеся от старости.
– Слушайте меня внимательно, девицы! Приколите эти брошки-значки на куртки и следите за тем, чтобы они были на виду, когда вы встретитесь с Келпи. Со мной она вас не тронет, но никому из вас не советую встречаться с Келпи один на один без опознавательного знака.
Когда позевывающие первокурсницы натянули комбинезоны и сапоги, надели куртки и прикололи к ним значки, профессорша велела всем следовать за ней. На лифте они спустились в сад и через него пошли к выходу. Когда подошли к железным дверям, профессор Морриган достала из сумки семь платков и приказала келпинкам самим завязать себе глаза и построиться цепочкой, положив руку на плечо впереди идущей ученицы: во второй руке каждая несла сумку для прутьев. Первой, держась за руку профессорши, шла ее любимица Милли Милн, замыкала шествие Аннушка, а перед нею шла Ясмин. Они миновали логово дракона Диамата, потом перешли ров с чудищами-ламиями. Сдвинуть повязку, чтобы подглядеть, Аннушка не могла, ведь у нее обе руки были заняты, но прислушивалась она старательно. И услышала скрежет гари под когтями дракона, его вздох, от которого на них пахнуло жаром, а когда проходили по мосту через ров, она услышала не только плеск и пыхтение ламий, но и явственный шепот:
– С-с-семеро вкус-с-сных, с-сочных де-виц-ц-ц… Закус-с-сить бы…
– Прочь! – негромко сказала профессор Морриган, и шепот затих, а плеск удалился.
Потом в полной тишине прошли лабиринт. Лязгнула еще одна дверь, и келпинкам было велено снять повязки и убрать их в сумки: теперь они уже были в гараже. Они прошли мимо машин и автобуса и остановились перед дверью с надписью «Выход». Профессор Морриган достала из сумки пластиковую карточку и сунула ее в едва заметную щель в камне: обе половинки двери разошлись в стороны и выход из сида Келпи открылся. Они вышли из холма, и двери за ними тотчас снова сомкнулись, став незаметными на каменистом склоне.