Шрифт:
— Опять издеваешься?
Из-за опущенных глаз даже не заметила, как Даня оказался рядом со мной.
— Я. Никогда. Не. Издевался. Над. Тобой.
И впился в мои губы. От неожиданности мои губы приоткрылись и Даня воспользовался этим, сплетая язык с своим.
Шок, просто шок. Невероятно!
Попыталась отодвинуться, но рука парня проскользила по скуле и нырнула в волосы на затылке. Удержал.
Отчаянно вырывалась, но он слишком крепкий, слишком настойчивый. Его тело просто как камень.
Сердце забилось сильнее, пульс участился, а я все рвалась, теряя силы с каждой секундой. Боже мой, Царёв. Он целует меня, он.
Как такое может быть?
Почему?
Сил совсем не осталось, а он все сокрушает, снося мою гордость к чертям.
Наконец мне удалось оттолкнуть Даню от себя, пылая от злости, отскочила к окну, и прикрыла пылающие губы ладонью.
— Что ты творишь, Царёв? — Выкрикнула я, чувствуя как на глаза навернулись слёзы от обиды.
Он молчал, пристально смотрел в мои глаза и молчал.
Понимая что сейчас разрыдаюсь, выскочила из кухни и скрылась в ванной. Облокотившись об дверь, сползла по двери на пол и уткнула лицо в ладони. Что это сейчас было? Зачем он целовал меня? Издевался или это что-то больше?
Как теперь смотреть ему в глаза? Как теперь работать? Как жить с ним в одной квартире?
Тихий стук в дверь, заставил меня вскочить на ноги.
— Варя, поговорим? — Голос Дани через дверь звучал глухо и хрипло.
— О чем? — крикнула я, ведь так и не пришла в себя.
— Открой дверь, пожалуйста, — умоляюще произнес Даня.
Глубоко выдохнув, дрожащими пальцами отодвинула защелку. Даня стоял в коридоре, прислонившись спиной к стене и засунув руки в карманы. Его глаза ощупали мое лицо, замерли на губах, но всё же вернулись к глазам.
Мы оба молчали, не сводя глаз с друг друга.
— Прости… Варя, пожалуйста, прости… — наконец прошептал Даня.
— Что это было? Зачем ты это сделал?
— Не знаю. Я и сам не понял, что на меня нашло. Я… Черт, Мышка, я не хотел тебя обидеть! Больше такого не повторится, обещаю… Прости меня!
В моей душе все перевернулось от его слов. От эмоций на глаза навернулись слезы. От того, что он нормально, по человечески говорил, как с личностью, а не как с отбросом. Все те издевательства и те обзывательства, которые я вытерпела от его компании, все словно начали выходить из меня.
— Варя, не бойся меня, ничего тебе не сделаю.
Еще и по имени называет.
Подняла руку и смахнула слезу ладонью.
Он сделал осторожный шаг, невесомо обнял за плечи.
— Прости меня. Обещаю только дружеские и деловые отношения. Только не уходи… — глухо прошептал Даня, не отпуская, но и не притягивая ближе.
— Куда же я уйду? — горько фыркнула я. — Ты же уже отдал мне деньги и я уже отдала их крёстной. Она уже оформляет поездку. Так что пока я их не отработаю, уйти не смогу… — вздохнула я тяжело.
— Ну причём тут деньги? — сквозь зубы, процедил Даня и нервно взъерошил волосы. — Давай лучше завтракать? А то вкусные запахи желудок сжимают…
Я тут же сделала уверенный шаг за ним и вспомнила, что я пришла не в гости, а на работу, а значит, нужно быть порасторопней и успеть ещё заварить чай.
Когда мы позавтракали, я встала из-за стола, чтобы убрать со стола и вымыть посуду, но этот черноглазый парень снова меня удивил.
Спокойно собрал посуду, подошёл к раковине и, не обращая на меня никакого внимания, начал мыть посуду.
Я оторопело глядела на эту картину и несколько секунд хлопала глазами, стараясь понять, что я тут делаю, но потом произнесла это вслух:
— Дань, напомни, зачем я здесь? Ты сам посуду за собой моешь, тогда что делать мне?
Он не торопился отвечать, спокойно отреагировал на мой вопрос, выключил воду, вытер мокрые руки полотенцем, а потом невозмутимо произнес:
— Я способен вымыть за собой тарелку, да и посуда не входит в твои обязанности, с этим неплохо справится посудомоечная машина, — он говорил будто не со мной, отвернулся к окну, — но учти, Мышка, готовить, стирать и убирать, это твои обязанности.
— Я просто не думала… Ладно, проехали…
— Просто ты думала, что я могу только тратить родительские деньги, зажиматься по углам с размалеванными куклами и прожигать жизнь в клубах, — голос звучал твёрдо, но я слышала в нем что-то еще, едва уловимое, похожее на отчаяние, — ты это хотела сказать?