–  Монастырь, никак, удирает. От татар-та…

–  Благослови вас господь, люди добрые, - раскатистым дьяконским басом пророкотал шагавший во главе процессии русобородый детина. Мужики вскочили, принимая благословение.

–  Дозвольте и нашей братье на сей благословенной лужайке отдохнуть, трапезу принять да водицы испить?

–  Милости просим, отцы святые, - Фрол торопливо подал знак мужикам, чтобы освободили место в тени.

Сенька, озорно щуря рыжие глаза, спросил:

–  На жатву, што ль, батюшка?

Монах остро глянул на парня.

–  На жатву, сыне, на тое ж самую, что и вас ждет.

–  Че ж вы с дубинами-то? Хоть косы прихватили бы.

Монах подмигнул мужикам, ловко перебросил с руки на руку тяжелый дубовый ослоп.

–  Господь не велит слугам своим ничьей же крови проливати - ни человеков, ни твари живой. Сие же дубине, оно бескровно.

И со свистом рассек воздух, словно острой саблей.

–  Эге!
– Сенька изумленно сбил шапку на затылок.
– По мне так лучше попасть под басурманскую секиру, нежели под сие дубье.

…Когда вышли на тракт, связывающий Коломну с Боровском, Фрол вел уже полторы сотни ополченцев. В середине колонны приплясывали двое бродяг-скоморохов. Один дудел в сопелку, другой, заламывая красную шапку, звонким речитативом выговаривал:

Бился-рубился Иван Кулаков,

Он много полонил киселя с молоком,

Чашки и ложки он под мед склонил,

Шаньги, пироги во полон положил…

Мужики улыбались, почесывая бороды, будто шли на веселую, мирную работу. Пока скоморох переводил дух, поведав о том, как славный рубака Иван Кулаков отличился перед киевским князем Владимиром Солнышком, посрамив в застолье самых славных богатырей, речь заводил Таршила, и ополченцы теснились к нему.

–  Ордынец, он зверь стайный, лютый, што волк, а ты помни: волк, он супротив смелости даже стаей не попрет.

–  Верно, - поддакивали бывалые охотники.
– От нево, главное, бежать нельзя.

–  …Летит на тебя орда, визжит, ревет, мечами блещет - так бы и дал деру, а ты стой: у тебя в руках тож не шелковая плетка. Перво-наперво, щит держи, как велено, - кинут они тучу стрел, да стрелой щита не взять, на то он щит. Второе дело - сулицу изготовь, а стоишь с копьем большим или с рогатиной в первом ряду - упри покрепче, наметь супостата, што на тебя прет, держи на глазу, штоб, значит, наколоть, вроде сенной охапки. Ворогов кажется так уж много - прямо счету нет, - но ты страху не верь, ты помни: тоже не один стоишь, каждый по одному подденет, дак…

–  Оно так, Таршила, да ить поддеть надоть! Он тож норовит поддеть аль рубануть.

–  Норовит, а ты будь ловчее. Ордынец зверь разумный - на стенку не больно полезет. Как встретят его сулицами, да стрелами, да пиками - он сейчас отскочит, завизжит свой "яман" и наутек. Вот тут у наших кметов взыграет душа после страху-то, в голову шибанет хмелем будто от ковша доброго, в глазах - дурман, в душе - радость телячья. Кидаются догонять басурмана, прут толпой, кто уж коня ловит, кто за мечом брошенным потянулся - стадо, не войско, тьфу!.. Татарин, он те всю силу разом не покажет, он так и ждет, штоб наш ряд расстроился. Выждет да как навалится тучами со всех сторон, начнут гулять мечи по хрестьянским головушкам…

Ополченцы, притихнув, моргали, словно виноватые.

–  Я к чему говорю? Не к тому, штоб вы страхом заране исходили, нет. А штоб на хитрость поганую не поддавались.
– Таршила сердито сплюнул.
– Нападает ворог аль бежит, ты же от свово десятка - ни шагу! Десяток к десятку - вот тебе сотня, сотня к сотне - вот тебе тысяча, тысяча к тысяче - полк большой! Полк же - стена каменна! Мы, пешцы, сильны, пока ту стену ворог не прорвал. Гонять бегающих есть конные сотни, схлестнутся они с Ордой - глядишь, их сбили, погнали, но мы стоим - рать стоит. За нашей стеной и конники потрепанные в себя придут, снова на ворога исполчатся. Выстоим мы, пешцы, измочалится Орда о наши копья и топоры - вот тогда воеводы и двинут нас вместе с конными полками гнать басурман. Да и тут нельзя в толпу обращаться…

Слушатели кивали, гордясь, что они, пешцы, опора всей рати, главная сила в битве. А Таршила продолжал наставлять молодежь, как беречь силы, если битва длится не час и не два, как примечать вражеские уловки и слабости.

–  Ох, мудрена работа воинска, - вздыхали ратники.

–  Известно - не пироги с грибами. Без сметки и дерева в лесу не срубишь. Да помни крепко: сердцем вражеского копья не преломишь.

Уловив настроение мужиков, Ивашка Колесо одернул рубаху, высоким голосом завел бывальщину:

То не молонья сверкнула красная,

То не гром взгремел из тучи черныя,

То не светел месяц родился на небе, -

То родился на Руси силен богатырь…

Слушали мужики, как, испросив у матушки благословения, подросший богатырь Иван Иванович отправляется в неведомые дали искать сгинувших киевских богатырей и видит повсюду землю горючую, потоптанную силой неведомой, неприбранные христианские тела да жирных воронов, пирующих на трупах. Закручинилось богатырское сердце.

Тут берет Иван стрелу каленую,