– Я могу быть свободным на сегодня? – спросил Адам осторожно и, казалось, сам испугался этого вопроса.

– Ты это серьезно? – Константин обернулся и грозно взглянул на помощника. Ему доставляло удовольствие видеть, как взрослый мужик достаточно крупной комплекции моментально терялся от малейшего повышения голоса и начинал поправлять свои крупные кудри. – У нас сегодня такое серьезное дело, – еще жестче продолжил Константин, – у нас, можно сказать, все поставлено на кон. Если выгорит – мы с тобой будем королями, к нам выстроится очередь желающих воспользоваться нашими услугами, а мы будем выбирать, кому помочь, а кого послать на три буквы. А если все провалится, то самое малое, что может произойти, это то, что макаронник, забрав свои деньги, потребует с нас еще и проценты компенсации. А с той суммы, что он сейчас нам доверил, очень и очень большие проценты. Я, конечно, выкручусь, но это подорвет мое финансовое состояние, не говоря уже об имидже. Главное, что меня никто после этого не будет воспринимать всерьез. Это равносильно бизнес-самоубийству ведь никто из деловой среды больше не захочет иметь со мной дел.

Константин разошелся и последние слова уже прокричал, разделяя на слоги, словно пытался напугать помощника еще сильнее. Он, конечно, лукавил – успех сегодняшней операции будет только его победой, королем станет один – Константин, а умный еврейский мальчик Адам будет совершенно ни при чем.

– Все будет хорошо, – так же по слогам, но только тихо и испуганно ответил шефу Адам. – Мы с вами ровно год назад проверяли систему и все прошло идеально.

– Да, – снова перейдя на спокойный тон ответил Константин. – Но тогда это были мои деньги и сумма на десять порядков меньше сегодняшней, к тому же они не принадлежали итальянской мафии.

– А я говорил, не надо было связываться с этим доном Лучано, – быстро высказался Адам, словно это было для него больной темой. – Таким людям нельзя доверять.

– Никто другой не полез бы в авантюру, подобную нашей. Знаешь, почему? – Адам промолчал, полагая что это риторический вопрос, и Константин продолжил: – Не потому, что не поверит в нашу систему, а потому, что она еще никем не опробована, и все боятся потерять деньги, – со злостью закончит он.

Как будто помня, что сегодня Новый год, метель за окном продолжала кружить и натужно завывать, тихо и страшно, словно пророча беду.

– А знаешь, почему не боится этого итальянец? – вновь обратился к подчиненному Константин. – Да потому что он вернет свои средства в любом случае, чего бы ему это ни стоило. И закон для этого дону Лучано не нужен; он, напротив, только мешает человеку, для которого не существует ни законов, ни границ.

Адам достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Крупные кудри в его прическе прилипли ко лбу, словно мужчина только что вышел из парной.

– Но есть и хорошие новости, – вновь, как в начале разговора Константин улыбнулся, как будто и не было монолога на повышенных тонах. – Если у нас все получится, то именно этот итальяшка сделает нам такую железобетонную рекламу в нужной среде, о какой можно только мечтать.

Адам хотел еще что-то сказать шефу, но в приемной послышались громкие голоса, постепенно переходящие на крик. Переглянувшись, они, не сговариваясь направились туда.

У Константина вдруг сильно засосало под ложечкой, так сильно, что это было похоже на дурное предчувствие. Хорошо, что он не верит ни в какие приметы.

«Поесть, видимо, не получится», – с тоской подумал Степан, когда начались крики, а его желудок призывно загудел.

А ведь еще десять минут назад, там, в лифте, ему казалось, что завтрак все же состоится.

Лифт гудел, как-то очень натужно проплывая этажи, будто старая баржа. Степан стеснялся своей желтой куртки доставщика и потому носил кепку с большим козырьком, чтоб не было видно лица. Хотя этот головной убор в конце декабря был не лучшим выбором, но кепка была обязательной частью его рабочей одежды.

«Когда-нибудь я обязательно разбогатею, буду ездить на крутой тачке, но это будет потом. Мне всего двадцать два, все еще впереди, а сейчас надо немного подзаработать, чтобы закончить универ, – эти успокоительные мысли крутились в голове Степана, пока лифт медленно поднимал его на двенадцатый этаж. – У матери деньги брать зашквар, нет их у нее, да никогда и не было. Еще и младшего балбеса поднимать как-то надо, а он только в восьмой перешел. И так был с шилом в заднице, а теперь вообще подросток, жесть. Матери трудно с ним, совсем он ее не слушается. Вот только я немного и сдерживаю эту его придурь».

Мать вздохнула полегче лишь год назад, когда не стало деда. Он изводил всю семью даже похлеще брата, перестав вызывать жалость своим параличом, остались только брезгливость и раздражение. Инсульт, повлиявший на мозг, сделал из человека монстра, ненавидящего всех и вся.

Отец, уйдя из семьи почти девять лет назад, сразу же заболел частичной амнезией, забыв про свою прошлую жизнь. Алименты он платил исправно, но только со своей официальной зарплаты, которую его же бухгалтер прописал по минимуму. Фирму, производящую огромные тиражи красивых пластиковых пакетов, отец прозорливо оформил на того же бухгалтера, причем задолго до развода с мамой. Родительница узнала об этом только тогда, когда за супругом закрывалась дверь, а уже на суде на ее робкое «это наше общее дело», матери предъявили подписанное ее собственной рукой разрешение на продажу предприятия. Когда женщина успела завизировать этот документ, она, естественно, не помнила, потому как безоговорочно доверяла отцу.

Позже она много раз будет говорить Степке тихо, чтоб не разбудить деда и не накликать большей беды:

– Ты, сыночка, всегда помни, что вторая половинка – это, по сути, чужой человек, и он может предать тебя в любую минуту. Даже если поначалу будет казаться, что вы единое целое, всегда помни об этом. Когда это понимание приходит неожиданно, это такая боль, что ее не пережить.

В общем, к уходу папаша подготовился основательно, и Степан даже не знал, каких чувств испытывает к нему больше – ненависти или восхищения. Иногда, видя, как трудно матери, он скрипел зубами в приступе злобы. Молодому человеку казалось, что, если бы в тот момент отец попался ему под руку, Степан бы убил его, не задумываясь. Но случалось и другое. Когда он заходил на страницу отца в социальной сети, то, бывало, не контролируя свою святую ненависть, восторгался им. Человек жил для себя, без лишних обязательств. Недавно вторая жена тоже ушла в утиль, освободив место более молодой; ее отец, как водится, тоже оставил с носом, ведь под рукой наверняка по-прежнему был верный бухгалтер. Отец со временем становился все более лощеным и успешным, получая от жизни все и забывая при этом поздравить собственных детей с днем рождения, не говоря уже о подарках.