Шрифт:
Я тяжело сглотнула, отпивая небольшой глоток вина, поморщившись оттого, что впервые познала этот странный вкус – немного кислый, немного горький, слегка сладкий – необычный настолько, что сложно было сказать сразу, понравился ли он мне.
Уже в тот момент этого рассказа, я понимала, какую боль и страх пришлось пережить женщине, не позволяя себе даже пикнуть и глядя на Карата, который кивнул, давая понять, что понял о происходившем дальше, тихо спросив:
– Этот мужчина. С которым вы встретились в лесу. На кого он был похож?
– На вас.
Мое сердце пропустило удар, оттого что я поняла, что Берсерк, изувечивший жизнь женщины был из нашего рода…и ведь это было даже не удивительно.
Бурым и Гризли не было надобности нападать на женщин – из законы уже как несколько веков позволяли на законных основаниях брать себе в жены девушек.
Полярные были слишком далеко.
И только Кадьяки были безумны и безудержны в жажде крови. И жажде плоти.
– Светлоглазый. Черноволосый. Обнаженный. Когда я увидела его, то подумала, что не видела мужчины красивее…и страшнее в его ярости.
Женщина сделала глубокий вдох, вбирая в себя дым изящной тонкой сигареты, словно пыталась утопить в этом дыму все страшные дни, которые последовали за этим.
Я чувствовала ее дрожь, даже стоя поодаль, за спиной Марса, около кресла, куда опустился Сапфир, усадив на свои колени продрогшую и раздавленную Мишку.
Эти воспоминания давались Марианне нелегко, и было поразительным, как ей удавалось собирать в кулак все свое мужество и решительность, чтобы продолжать снова.
– Он не просто изнасиловал меня. Он разорвал меня на части. В буквальном смысле. Я очнулась в больнице спустя несколько месяцев после двух десятков операций, пока меня собирали по частям и кусочкам. Сначала была парализована полностью. Затем, после долгой и тяжелой реабилитации, стали двигаться руки и голова, а спустя пол года вернулась чувствительность корпусу. Но ноги так и остались парализованными и обездвиженными.
– А затем вы узнали, что беременны? – Карат неожиданно поднялся на ноги, чтобы не торопясь прошагать до панорамного окна, держа в одной руке стакан, но всматриваясь куда-то вдаль странным отрешенным взглядом, отчего у меня мороз прошел по коже.
Я бы отдала пол жизни, чтобы только обладать способностью ощущать каждую его эмоцию! Чтобы понимать хоть немного его темную запретную душу, вход в которой было не отыскать никому.
– Да. Врачи были счастливы сообщить это мне. Они говорили о том, что им удалось спасти ребенка, а я слушала их и плакала, потому что понимала, что помимо искалеченной жизни, я лишилась и своей самой большой любви. Ведь я знала, что жених не был со мной близок…как знал это и он.
Мишка всхлипнула, всей душой переживая за женщину и уже не пытаясь перечеркнуть то, что считала ее родной. Больше она не пыталась противиться своей привязанности, как это было с Робстоном. Ей было больно от долгих лет лжи, но любовь к этой женщине была сильнее.
– Он оставил тебя?
– Мишка вытирала слезы, глядя на бабушку так, словно пыталась забрать часть ее страшных воспоминаний себе, только бы облегчить эту ношу, на что женщина улыбнулась тепло и мягко, кивнув в ответ.
– Никто не верил в то, что это было жестокое изнасилование. Согласно всем отчетам и справкам от медиков, я была подвергнута нападению хищника. Предположительно медведя. И чудом осталась жива. Поэтому мои убеждения в том, что в лесу был большой мужчина, который и напал на меня, никто не воспринимал всерьез, ссылаясь на то, что после множества операций, наркозов и глубокой психической травмы, я не могла воспринимать реальность должным образом.
– Но вы понимали, что ребенок был плодом того страшного мужчины из леса?
– Да.
– И хотели избавиться от него?
– Нет.
Карат медленно моргнул, отпивая из своего бокала еще спиртного, но снова никак не выражая ни своих мыслей, ни своих эмоций, держа все глубоко внутри. И это было настолько сильно и пронзительно, что в этот диалог не смел вступить больше никто из нас, даже если у и Мишки, и у Марса было множество вопросов и предположений.
Я смотрела на Марианну лишь мельком, ощущая ее эмоции настолько остро, что не нужно было видеть ее лица, чтобы понять их суть, но от прекрасного лица Карата не могла оторвать взгляда.
– Я понимала, что нам придется тяжело и все заботы лягут на плечи родителей, что поседели и постарели на десятки лет за эти месяцы. Дочь-инвалид, которая заново училась самостоятельно есть и одеваться непослушными руками, да еще и ребенок, отец которого отказался от него, как они думали, напрасно подозревая моего возлюбленного во лжи. Понятно, что ни о какой учебе больше не было и речи…нужно было как-то выживать в новых условиях и смириться со всем. Но однажды в мою палату пришел мужчина…
Марианна снова отпила из бокала, глядя куда-то в одну точку, словно снова видела его.
– Молодой. Серьезный. Он сказал, что читал мою историю болезни и верит в то, что на меня напал вовсе не хищник. Вернее не такой хищник, как мы привыкли думать в силу ограниченных познаний мира. Рассказал о том, что есть не совсем люди, которые сильны, жестоки и способны на вещи, что не подвластны человеческому разуму. Он называл их зверолюди.
Я всей кожей ощутила, как по телу Сапфира прошла дрожь ярости и холод воспоминаний, понимая, что так нас называли только в лабораториях.