– Посмотри, жёнушка, на своих сладких внучат. Вот старший внук похож на меня, второй на отца, а третья красавица – просто загляденье, – похожа на тебя.

При этих словах королева еще больше размякла и поцеловала ребёнка в лоб, прослезившись:

– Ой, какая же я плохая раньше была, многого не знала и не понимала. Всё собой занималась и всё другим королевам завидовала, что у них внуки уже, только вот некрасивые, но всё же внуки. Вот счастье-то какое. Почему вы все об этом умалчивали долгие годы?

– Да потому что ты счастью сына противилась. Жила в гневе и зависти. Но я рад, что моя ненаглядная прозрела и мы все теперь счастливы.

Она хотела позвать принца и невестку, сделав грустное лицо, но король повел её в ту половину дворца, куда она прежде даже не заглядывала и где с недавних пор стали жить самые ей дорогие и любимые люди.

Там на полу были расстелены мягкие ковры, на стенах висели ковры из бисера и в шкафу красовались платья, каких даже известные кутюрье не делали. А шляпки – знаменитая Коко Шанель таких не могла сделать. Королева ахнула, разводя руками.

– Это вся работа твоей невестки, – сказал король. – Гордись ею.

Тут и сын с женой зашли, такие красивые и счастливые, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Они поклонились родителям и королева от радости прослезилась, впервые попросила прощения у невестки. А та её давно уже простила. И зажили они весело и в довольстве большой дружной семьёй.

Королева приказала по всему дворцу развесить полотна, вышитые бисером ее невестки. И все гости, придворные и слуги ходили, любовались ими и восхищались.

Сезонная снегурочка

В одном царстве-государстве возле дикого дремучего леса находилась деревня, и жили в ней муж с женой да дочкой, доброй, умницей и красавицей. Всё бы было хорошо, но рано заболела жена и умерла. А к ним ходила в гости соседка, тоже вдова с ребенком. И вот прошло еще немного времени и вдовец решил взять в жены эту вдову: вместе легче горе и невзгоды переносить. Она радостно согласилась и поселилась вместе со своей дочкой, которая была ровесницей его дочери. И пообещала новая жена мужику, что станет любить падчерицу как свою родную дочь и будет справедливо их обеих воспитывать. Обрадовался мужик, предвкушая, что заживет теперь счастливо и беззаботно, как при первой жене, и все будут счастливы, ведь в доме будет порядок, готовая еда всегда на столе, когда он приходит с работы усталый и голодный, а работал он конюхом на конюшне богатого человека. Дочке своей он наказал:

– Слушайся ее и почитай. Она теперь тебе за мать будет.

Девочка послушно согласилась: батюшку она очень любила и никогда ему не перечила.

Но бабенка оказалась хитрющей: сначала уж и доброй, отзывчивой прикидывалась, какой он себе ее, хозяйку, и представлял. Поначалу ходила к нему простенькая такая, делала заботливый вид, помогала хозяйничать, обещала любить его дочку и заботиться обо всех. Теперь только наряды примеряла да сладко ела. Обе со своей дочкой ходили в шелковых нарядах – откуда только деньги на них брали – везде красовались: и на базаре, и на улице перед соседками, и на городскую ярмарку ездили за леденцами и пряниками, а у падчерицы даже платья нормального не было, старье донашивала, вечно грязное, в заплатках. Все руки ее стали в мозолях да царапинах. Старенькие лапти износились, валенки прохудились – летом вообще босиком шлепала. Мачеха приговаривала:

– Денег мало, твой папа зарабатывает с трудом. Надо еще вам обеим на приданное откладывать. Так что уж потерпи, летом жарко, зачем тебе обувь?

А то и вообще недовольна становилась работой падчерицы, или ни с того накинется на нее лютым зверем:

– Какая неряха, ленивая грязнуля! – и еще пожалуется мужу: – твоя дочь совсем обленилась и совесть потеряла, меня совсем не слушается и не выполняет поручений – кто ж ее такую замуж возьмет? – а он грустно посмотрит на дочку, а та не прекословит, не оправдывается, лишь глазки мокрые опустит и молчит.

Не смел и он перечить своей жене и немного даже ее уже побаивался. Конечно, он догадывался, что мачеха наговаривает на девушку, но не мог ей противоречить.

Однажды он пришел домой раньше и застал свою дочку всю в слезах. Она сидела в углу за печкой и тихонечко украдкой плакала, жалуясь маме, почему та ее бросила. Подсел он к ней и погладил по голове. Она приподняла красные от слез глаза. Взял мужик дочку за руку, погладил ладошку, а рука-то вся в мозолях. Понял он тогда, кто по дому работает, а кто только отдыхает да постанывает, что устала. Да делать нечего. Смирился. Если разводиться будет, то вся деревня осудит. Видать доля такая.

– Не плачь, доченька. Потерпи немного, все образуется, даст бог.

Девушка кивнула и утерла слезы.

Отцова дочка, она даже чумазая вся от сажи и в драных обносках была красивее и милее, чем мачехина дочка в дорогих шелках, нарумяненная, с бровями, углем подведенными, алыми щеками, свеклой намазанными. Бывало сидит такая фифа у окошка, семечки лузгает, прям как Марфушенька-душенька, да женихов богатых поджидает, о роскошной жизни мечтает. А соседские парни над ней посмеиваются да на чумазую сводную сестру ее заглядываются.