Информация, которую она хранила в своих уникальных воспоминаниях, никогда не удивляла его, даже в исследовательском центре. Возможно, Кэт иногда не понимает, что именно воспринимает, но может процитировать слово в слово.

Понимание науки не было ее сильной стороной. Она была смущена этим в центре, хотя ей удалось сохранить все, что он ей показал. Сильная сторона Кэт — люди, как ни странно, хотя Кэт терпеть не могла толпы и редко заводила друзей, насколько он знал.

— Почему ты дал мне тигриную ДНК?

Вопрос заставил его удивленно моргнуть в ответ, когда ее глаза оторвались от планшета, когда она озвучила вопрос.

Слишком много для того, чтобы расспросить ее первым.

— Читаешь доклады доктора Фостера.

Подняв свою чашку с кофе, он задумчиво глотнул варево без кофеина, наблюдая за ней, видя, как работает ее ум, несмотря на закрытое выражение лица.

— Твоих причин для этого нет в отчете, — указала она, ее тон был слишком спокойным. — Я хочу знать, о чем ты думал, когда решил использовать тигриную ДНК в моей терапии. Ты хотел сестру или уже решил, что я твоя пара?

О чем он думал? В то время у него не было других мыслей, кроме как спасти ее жизнь. Недостающие гены в ней убили бы ее через несколько недель после базовой инъекции, которая использовалась, чтобы поддерживать ее жизнь, пока доктор Фостер не смог придумать терапию. Грэмбессознательно принял решение пометить ее своей генетикой, но он не сомневался в своих животных инстинктах.

— Я тигр, — наконец ответил он, решая сказать правду, а не приукрашивая ее, поскольку чувствовал, что она нуждается в этом — Бранденмор дал тебя мне. Я чувствовал, что сделал тебя своей. Мне было одиннадцать лет, Кэт, с чего бы мне подумать о том, чтобы ввести какую-то другую ДНК в терапию ребенка, переданного мне на хранение?

Это было так просто, но и гораздо сложнее, и он чувствовал, что она это знает.

— Тебе никогда не было одиннадцать, — она фыркнула. — Даже доктор Фостер сказал, что ты родился намного старше своих лет.

Он удивленно поднял брови услышав эту информацию.

— Он никогда не говорил мне этого. Но если это правда, то это не более того, на что он запрограммировал меня. Я знаю, в то время как суррогатная мать носила меня, он приказал ей слушать множество научных теорий, которые были записаны в течение многих поколений в генетической манипуляции. Он знал, чего хотел, когда создавал меня, и гарантировал, что получил то, что хотел.

Обиды не было. Отнюдь нет. Если он видел кого-то как фигуру «отца», то это был Бенджамин Фостер.

— Но он получил гораздо больше, чем рассчитывал, не так ли? — предположила она. — Когда он понял, что твой интеллект выходит за пределы масштаба, изобретенного, чтобы оценить его?

Грэм почти улыбнулся на этот вопрос. Он всегда был намного умнее, чем предполагал Бенджамин Фостер.

— Сомневаюсь, что он когда-либо знал, насколько я превзошел те генетические манипуляции, к которым он стремился, — наконец ответил он. — Люди могут управлять всем, чем хотят, но внедрение генетики животных — гораздо более дикая манипуляция, чем они когда-либо воображают. Или хотят признать. И это станет еще сильнее заметно в последующих поколениях. Если мои подозрения верны, то, как только дети, рожденные от оригинальных спариваний, достигнут зрелости, они превзойдут даже первоначальные Породы.

Она на мгновение остановилась, но, видимо, решила, что это предположение пройдет.

— Значит, поскольку меня вручили тебе, ты использовал тигриную генетику в моей терапии? — повторила Кэт еще раз. — Ты также выбрал генетику Онор— почему же не использовал тигриную и для ее терапии? Не посчитал ее достойной стать частью прайда, на который ты претендовал в центре?

О, да, его котенок была слишком умна. И она явно обдумывает эти вопросы довольно давно.

— Онор не была дана мне. И лейкемия, от которой она страдала, могла стать гораздо более смертельной с появлением любой кошачьей генетики. Она могла мутировать в форму лейкемии кошачьих, намного более сильную, чем неизлечимая человеческая лейкемия, от которой она уже страдала. — Он допил кофе и поставил чашку на стол, прежде чем положил на него руки и наклониться вперед. — Мы изучали генетику волков в то время, когда ее привезли. Доктор Фостер сам создал ее терапию, опираясь на его дружбу с ее отцом. У меня не было подобных связей, связанных с тобой, и ты была моей.

Он не станет отрицать этот факт. В тот момент, когда она была помещена в его руки, его животные инстинкты мгновенно захватили ее. Не как пару, а как принадлежащую исключительно ему.

— Ты знал тогда, что я твоя пара? — Ее разум работал, ей нужно было понять свою жизнь, и выбор, и наконец-то принять решение о ее дальнейшей судьбе. Он задавался вопросом, когда это произойдет.

— Мне было одиннадцать, — мягко повторил он. — Я был в бешенстве, приближаясь к безумию и эвтаназии. Я был всего в нескольких неделях от того, чтобы быть доставленным в центр убийства, несмотря на все усилия доктора Фостера, чтобы спасти меня, когда Филипп Бранденмор дал мне тебя. Нет, я не посмотрел на тебя и сразу решил, что ты моя пара. Я посмотрел на тебя, увидел волю к жизни и понял, какую ошибку совершил Бранденмор. Он дал мне кое-что, за что стоит бороться.

Он едва помнил жизнь до Кэт. Он знал, что до того момента, как он обнял ее, его мозг на самом деле пострадал от всей информации, которую он пытался обработать. Головные боли, которые превосходили даже боль от экспериментов, до того времени. Безумие было постоянным спутником, настолько, что он чувствовал себя скользящим по темному туннелю, который приводил только к полной потере любого подобия реальности.

— Значит, за меня стоило бороться, но не за твоего брата? — в ее голосе прозвенел гнев, который привлек его внимание. — Джадд твой близнец. Почему он не стоил того, чтобы за него бороться?