– Новизна мышления араба как раз и заключалась в упрощении схем. Основываясь на его опыте, более одарённые мастера смогли увеличить количество простых схем в составе большого полотна взаимодействующих фигур.

Алцест повёл молчаливую группу дальше и какое-то время молчал, позволяя таращиться поражёнными глазами то туда, то сюда. Серые глаза насмешливо наблюдали за самими студентами. В четвёртом зале преобладали пары, потом их сменили тройки, и последний самый большой зал поражал воображение широтой взглядов.

– Лучшие образцы… – вкрадчиво заговорил Алцест, и воспитанники сбежались на его голос как хамельнские крысы на дудку, – хранятся в частных коллекциях.

Разочарованный полувыдох.

– Шедеврами этого жанра считаются всё же не живописные полотна, а рельефные работы. Но такое вам не светит! – добро-добро заулыбался Алцест, указывая рукой на выход.

Поход в музей должен был стать апофеозом воспитательской деятельности Алцеста и её венцом. Проклятый собирался торжественно получить расчёт, для чего впервые за долгое время переступил порог цитадели Мага. Лакей рассыпался перед ним в любезностях и очень вежливо сообщил об отъезде главного по важному делу. От нечего делать нерастроенный Алцест пошёл куда глаза глядят и через некоторое время обнаружил, что почти вернулся на работу. Ему пришло в голову, что в принципе обставлять уход Высшими представителями власти необязательно, и можно уволиться у ректора. Алцест не привык откладывать дела – рисковал не дожить.

В вестибюле проигнорировал приветствия разбегающихся студентов, для каждого курса предстояла своя практика, и хотя учебный год продолжался, лекциям наступил конец. С неоформившимся чувством удовлетворения Алцест захотел посмотреть, как его имя снимают с расписания.

Первый курс, практ. часть под рук. Проф. Шпигель. Прекрасно, уже на новое заменили. Второй курс. Проф. Хайнс. Чудно, прощайте навсегда. Не поминайте. Третий курс. Преп. Альтова. Наипротивнейший сброд фокусников. Четвёртый… Что?!

Алцест ещё более утвердился в желании увидеться с ректором. Он практически не бывал в комнате персонала, куда профессора бежали со всех ног в перерыв, чтобы вернуть себе подобие душевного равновесия и компенсировать растраченную на лекции влагу. Проклятый в перерывах между растратой жидкости на презренных дилетантов магического мира наводил трепет на дилетантов, ходящих по коридорам.

Ректор в голубой и излишне подчёркнуто старомодной мантии нашёлся в библиотеке за подбором пособий для пускающегося в практику с мелочью Шпигелем. Неопрятный, но очень увлечённый профессор был тут же и улыбался своей благожелательной лягушачьей улыбкой. Ректор складывал пухлой начальственной рукой наиболее потрёпанные книжки на растерзание незрелым магикам.

– Как это понимать?! – перед бледным ректором грохнулась грифельная табличка.

– Распоряжение Мага, – проблеял он, и нижняя губа его задрожала. Шпигель как в любой стрессовой ситуации уткнулся в книжку. Ей оказалось ерундовое пособие для первогодок, но профессор старательно читал.

– Я отказываюсь.

– Маг не позволяет обсуждать своё решение. Работа начата и должна быть доделана. Вы отправитесь на выездную практику со старшим курсом. Маг упоминал, что вы серьёзно критиковали стандартную систему практической отработки. Сейчас, когда вам предоставляют организовать её, разве честно отказываться? Со стороны легко критиковать, – горько добавил ошеломлённый излучаемой Алцестом ненавистью ректор. Шпигель дочитал пособие до третьей главы.

Алцест испытывал не меньшую горечь. Маг загнал его в очередные силки. Всегда говорил, что практика фуфло, и вот, пожалуйста – на, сделай правильно!

Мужчина шумно задышал от дикого раздражения. Выставил в ректора угрожающий палец, собираясь сказать очень грубо, что он об этом думает… и исчез под шкафом. Профессора застыли. Застыли едва-едва задевшие шкаф студенты.

Пришлось проявиться, так как окружающие намеревались и дальше упускать время. Шкаф был тут же поднят, пришибленный Алцест отодран от пола, проверен на переломы, обтёрт водой… но не приведён в чувство. Пришлось нести домой. Пострадавший был разбит, чудом не раздавлен.

Через какое-то время тишину сумрачной комнаты потревожил бессознательный скулёж. Я засомневалась, что поступила правильно. В том здании наверняка кто-то учил лечить…

Маг явился на мысленный призыв. Зажёгся свет. Я сидела на табуретке и нервно дышала – такая вот помощница, пока он водил ладонями над телом, будто оглаживая ауру.

– Прости, что отвлекла, – прошамкала я бесчувственными губами.

Виска коснулись чуть тёплые губы, рука огладила по волосам. Замерли в обнимку вдвоём у постели проклятого. Глаза Алцеста закатились, обнажая белки, рот чуть приоткрылся. Нижняя часть лица оказалась ободрана сильнее, глубоченные ссадины застыли коркой цвета засохшей курицы. Зубы брат выправил.

– Кто-то ещё пострадал? – опомнилась я.

– Нет.

– Я про…

– Я понял. Новых жертв не было.

– Ну давай! – насмехался отравленный обезболивающим Алцест.

Он утверждал, что ничего особенного не чувствует, но реакция говорила за себя. Голос его взлетал куда-то в нелогичных местах, приходилось следить за собой, чтобы не вздрогнуть, смеялся он дольше, чем того заслуживали слова, и на самом деле впервые на моей памяти затруднялся занять Мага беседой. Зелье затуманило сознание, сам проклятый не знал, что принял особую микстуру, а мы изо всех сил поддерживали видимость того, что всё по-обычному. По крайней мере, никто больше этого не видел…