– Знаешь, - сказала она, - мне кажется, что я знаю тебя очень, очень давно...

– А мне - что не знаю тебя совсем, - он посомневался, - но тоже... очень давно.

– А вот бывает у тебя так?
– таинственно спросила она и оглянулась кругом, точно в этой мгле можно было что-нибудь разобрать.
– Бывает так, будто все это уже было? Все в точности.

– Нет, не бывает, - он вздохнул.
– Так уж я устроен. Никакого прошлого. Начисто.

– А сны, тебе снятся сны?

– Ага, иногда я вижу очень интересную вещь.

Они незаметно подошли к широкому, как театральный занавес, дереву. Где-то вверху среди листьев вполсилы работали струи воздуха, и невидимая мощная крона то набиралась воздуха, то отдавала его, вздыхая.

– Мне чудится, будто кругом безграничная водная гладь. И я мчусь, режу водный простор, вылетаю в воздух, и в брызгах вспыхивает радуга. И рядом мчатся ловкие, веретенообразные существа. А впереди розовые острова. И мы мчимся, мчимся, обгоняя друг друга...

– Это дельфины, дельфины!
– закричала она в восторге.
– Я была у океана, я каталась на дельфине. В детстве. А ты катался в детстве на дельфине?

– Ах, мое детство, - засмеялся он, - знала бы ты о нем. Мои няньки почтеннейшие на планете профессора.

– Сложное детство?
– Ей захотелось сочувствовать, разделить тайные тяготы этого немного странного человека.
– Муштра, режим. Тебя готовили в великие шахматисты.

– Да нет, - отозвался он из темноты, - никакой муштры. Вообще никакого детства.

– Говорят, раньше, в давние времена, у людей не было настоящего детства. Такого, как сейчас.
– Она подошла к дереву и тоже прижалась плечом к мягкому, как надувная лодка, стволу. Теперь они стояли лицом друг к другу.
– Я видела, как было раньше. В будке глубинной памяти. Часа два я видела то, что было вокруг моей какой-то прабабки. Ее глазами. Только электроды мешали. Холодные, прямо на лоб кладут.

– А роботов туда пускают, в эту будку?
– осторожно спросил он.

– Роботов? Это мысль! Представляешь, на экране мир глазами автоматического снегоочистителя. Ой-ой-ой.
– Она затряслась от беззвучного смеха, и по упругой коре пошли мягкие толчки.
– А знаешь, - смех ее внезапно оборвался, а в голосе опять возникли таинственные, родственные нотки, - пошли в будку. Хочу увидеть твоих стариков. Например, как твой дед познакомился с твоей бабкой. А?

– Нет, нет, - спешно отозвался он, - понимаешь... Я не в ладах с родителями, бабками и так далее.

– И так до самого Адама?
– коварным голосом спросила она.
– Ну и что, не в ладах. Ты же ничего не боишься. Сейчас только и говорят, как ты подошел к спруту.

– Да нет, это не смелость. Очень точный расчет. За несколько мгновений я рассчитал стычку в деталях. Никакого риска.

– А рисковать ты умеешь?

(Он понял, что ему придется чем-то рисковать, и немедленно.)

– Ну! Ведь каждый имеет право на риск.

Она положила руку на его плечо. И он опять услышал, как внутри его что-то щелкнуло и струнно запело.

– Давай вот прямо сейчас пойдем на стартовую площадь, через час будем у океана.

Она не снимала руки с его плеча. Он слышал уже не одну, а несколько струн и будто бы саксофон или гобой вздохнул несколько раз где-то под ребрами.

– Музыка, - обрадовалась она, - я слышу музыку. Откуда это?

– Что риск? Событие! Каждый должен иметь право на событие, - сказал он, и к гобою прибавилась труба, и невидимый дирижер взмахнул палочками, сплетая звуки.

– Мы возьмем там большую лодку, возьмем паруса, а ветер там всегда есть.
– Она обсуждала новую идею с подлинным энтузиазмом.
– Паруса будут ставить роботы. Прихватим с собой парочку. Лучше всего типа "Сервис Минимум".
– Она уже говорила деловыми интонациями хозяйки семейства, въезжающего в необжитую квартиру. ("Кофеварки - на кухню! Холодильник - в прихожую! Стиральную машину - в чулан. Роботов тоже в чулан!")

– "Сервис Минимум?" - медленно произнес он.

Она увидела, как заплясал огонек его сигареты. (Дирижер споткнулся, и трубы, скрипки, барабаны на последней ноте набежали друг на друга.)

– Да, "Сервис". А не пригодятся, оставим на берегу. Сдадим в хранение.

– Я не могу лететь, - сказал он хрипло.
– Сейчас я вспомнил, кто я такой...

– А кто ты такой?
– запинаясь, медленно спросила она.

– Я последняя надежда лаборатории. Без меня не обойдутся.

– Но мы же вернемся. Их надежды оправдаются, - стараясь быть уверенной, сказала она.
– А потом, как так, незаменимый? Незаменимых людей нет.

– Людей нет, - он глотнул воздух, - но я незаменим. Я робот. По программе "Сервис Максимум"...

– Он улетел, - сказал Конструктор, падая в кресло как есть, в комбинезоне, - стартовал на иные орбиты. Накал оказался выше его сил.

– Я же говорила...
– начала было жена Конструктора.

– Ты говорила, что он повздорит с гроссмейстером, - жестко отрубил Конструктор.

– Но я имела в виду, что неприятности будут у тебя, - теряясь, пролепетала жена.

– Он пролетел над самой лабораторией, - не замечая ее слов, продолжал Конструктор.
– "Почему он передает музыку?" - спросил меня начгруппы запчастей. "А ты уверен, что это только музыка?" - сказал я ему. Светоиндикаторы состояния пилота вели передачу его настроения в световом диапазоне волн. Это было потрясающе! Светосимфония загипнотизировала нас.