— Я помню… — запела Ирелла.

Она улыбнулась, вспомнив чудесных, преданных мунков — воспоминание, поблекшее вместе с памятью детства.

— Присмотрите за ним, — шепнула она им, смаргивая влагу с глаз.

Портал «Моргана» разверзся во всю ширь — лазурное, презирающее реальность гало шириной в два километра. Оно целиком сглотнуло корабль.

Алик не радовался возвращению на станцию Круз. Последние три дня он мучился в Вашингтоне, глотал агнофет, как пиво на вечеринке студенческого братства, и метался между совещаниями: руководящий состав, глобальные политкомитеты, пентагоновский бункер чрезвычайных ситуаций глубоко под столицей… Множество диверсий против городских щитов Америки резко подорвали доверие ко всем вашингтонским службам безопасности. Они в последнее столетие так успешно подавляли внутренних диссидентов и заграничных инсургентов, что надменная уверенность в своих силах перешла в токсичную самоуспокоенность. А когда дошло до дела, все оказались с голым задом на морозе: ни информации, ни подготовки.

Полиция и государственные службы сумели мобилизоваться в считаные часы, но очень скоро им пришлось обратиться к резерву на самый крайний случай, к совершенно особым опергруппам из загашников Пентагона. Мобилизовали и национальную гвардию, однако с адовым множеством диверсантов все равно не справились. Избиратели из сельской местности, из так называемого фермерского пояса, не обрадовались правительственным сообщениям, призывавшим их в ближайшие города, где спешно собранные и кое–как подготовленные нацгвардейцы распихивали их по драным раскладушкам в выделенных зданиях. Многие посылали правительство по известному адресу — пока корабли Избавления не принялись взламывать щиты хабитатов. Вот тогда хлынуло. «Связь» к тому времени позакрывала добрых восемьдесят пять процентов североамериканской сети хабов. Отставшим предстояло долгое путешествие к работающим хабам своих штатов — и это в эпоху, когда колесный транспорт сохранился разве что в музеях. А саботаж, явно спланированный на годы вперед, наращивал силу. Алик и сейчас сомневался, что Портленд, Даллас, Чикаго и Атланта успеют к прибытию Избавителей ввести в действие свои щиты.

Вот это у него в голове не укладывалось. Каким образом, когда всякому уже ясно, что диверсии — составная часть вторжения, умудряются навербовать идиотов в исполнители? Они что, не понимают, что пособничают врагам человечества? Слава богу, те, с кем он имел дело в верхах, держались того же мнения. Группам охраны приказано было не стесняться в средствах для прекращения саботажа. И те не стеснялись.

Поначалу обрадовали известия, что хабитаты Нью–Вашингтона и Эты Кассиопеи практически не подвергаются атакам. Но очень скоро там возникла проблема беженцев, а «Всекомменты» в своем репертуаре требовали переселить туда все население Соединенных Штатов. «Терраформирование велось на наши налоги, значит, они наши».

Не облегчало жизни и стремление Секретной Службы передислоцировать Первое Лицо в запасную резиденцию на Нью–Вашингтоне — это требование одним из первых утекло в массы. Пришлось ей показаться (на минутку) на балконе Белого дома, чтоб уверить народ: нет, президент не бежала, поджавши хвост. Тем временем старшие члены сената без шума и без возражений перебирались в резервные резиденции, разбросанные по системе Эты Кассиопеи.

Эмилья Юрих устало улыбнулась ему через стол.

— Как дела?

Алик поплотнее уселся в своем кресле и мрачно уставился на вазу с букетом мандариновых роз, заслонивших ее лицо.

— В общем, дерьмо льет без продыху. Очень уж многие у нас вообразили себя настоящими выживальщиками и поверили, что наконец дождались славных времен, о которых мечтали всю жизнь: предстоят героические перестрелки, и победа будет за их охотничьими лазерами и гранатометами. И еще сколько–то любителей природы — эти отвергают жизнь в городах и ни за что не соглашаются прятаться под щитами. Каждый второй евангелист верит, что оликсы вознесут его прямо в рай, а другая половина видит в «Спасении жизни» падающий с небес ад и воображают в нем самого сатану на престоле. Ни те ни другие не собираются покидать культовых сооружений. Еще целая толпа поганых радикалов объявила, что все это — заговор супрематистов, желающих превратить города в концлагеря для угнетенных жертв капитализма, и что бедняки, которые туда отправятся, обратно уже не выйдут. Знаете, никак не возьму в толк, что такого ценного нашли в нас оликсы. Словом, прикрыть всех — не правдоподобнее, чем не дать стокам корпораций мутить питьевую воду. И близко не успеваем.

— Сочувствую.

— Не тратьте слов. Слабоумным ничем не поможешь. Если люди из ненависти к властям отказываются слушать официальные уведомления, пусть не ждут, что власти вывернутся наизнанку ради их спасения.

— Но мы же платим налоги! — ядовито передразнил Энсли. — Правительство обязано нам помочь!

— Вы платите налоги? — шутливо удивилась Эмилья.

Энсли ощетинился было, но внук предостерегающе коснулся его руки. Величайший в истории богач метнул на Энсли Третьего гневный взгляд и обмяк в своем кресле.

Алика его реакция удивила. На публике Энсли мог разыгрывать «что на уме, то и на языке», но человек, не умеющий владеть собой, не выстроил бы ничего подобного «Связи».

Вслед за парой вооруженных дронов в комнату вошли Джессика, Соко и Кандара, сели в ряд за стол для совещаний. Еще три дрона зависли за ними. Капитан Трал и Ланкин заняли места у стены за дуэтом пришельцев.

Алик с ухмылкой ткнул пальцем в зависший над головой Джессики дрон:

— Они нас от вас защищают или вас от нас?