Новое резкое движение прибавило мне храбрости, а также дало представление судье о том, кто кем является на самом деле в нашем процессе. Конечно, это событие еще не было победой, но, безусловно, обеспечило мне несколько честных очков в дубайском суде.

Я снова поняла, что без решительных и смелых поступков с моей стороны не обойтись. Партнеры уже показали свои зубы, а это означало, что для меня быть мягкой и слабой просто опасно. Но силы и энергия быстро покидали меня после каждого нового боя, моя психика еще не окрепла, сеансы с психотерапевтом пришлось завершить из-за экономии денег, а обида на маму не давала спокойно спать по ночам, еще больше травмируя мою нервную систему.

Несколько лет я прокручивала в голове кражу, каждый день засыпая и просыпаясь с вопросами, на которые не могла найти ответы. Как же моя любимая мама могла так со мной поступить? За что мне все это? Как жить без мамы дальше? Я размышляла о том, что не так сделала в своей жизни, но не находила ни одной причины или предпосылки маминого поступка.

Так я пришла к неутешительному выводу, что если мама, которая должна безусловно любить своего ребенка, меня не любит, то меня не может любить никто.

Это разрушительное чувство обиды на мать гасило и мою любовь к себе. Я мало ела, курила сигареты, перестала использовать косметику, а в тех редких случаях, когда я находила в себе силы выйти из дома, одевалась в жуткие балахоны и собирала из волос на голове несуразный пучок.

Но судебная система ОАЭ не могла поставить процесс на паузу и дожидаться окончания моей депрессии, поэтому несмотря на свое состояние, мне необходимо было приезжать на слушания и на время заседаний надевать маску уверенного в себе человека, стараясь не выдавать своих истинных эмоций.

Наедине со своим адвокатом я могла позволить себе расслабиться и быть настоящей, поэтому постоянно плакала и жаловалась Ахмеду на то, что когда-нибудь точно умру в зале суда от ужаса и стресса. Адвокат улыбался, находил слова поддержки и каждый раз отпаивал меня горячим арабским кофе. Но однажды, когда мы ехали с очередного слушания, я снова не сдержалась и заревела. Внезапно всегда невозмутимый и вежливый Ахмед бросил руль своего автомобиля и неистово заорал:

– «Как же мне все это надоело! Ты постоянно жалуешься и плачешь, а должна идти с высоко поднятой головой и гордо нести свою правду. Ты права, понимаешь? Права! Мы в Дубае, здесь нет коррупции, влияния богатых людей и прочих отголосков отсутствия нормальной судебной системы! Ты ничего не сделала плохого, ты пришла судиться за то, что по праву тебе принадлежит. Выключи этот ненужный синдром самозванца и просто делай то, что я тебе говорю. Ты победишь, я клянусь тебе, что победишь, но ты обязана вытереть слезы и показать свое истинное лицо! Хватит строить из себя слабачку, которой ты не являешься. Скажи „Иншаллах“ и соберись уже наконец!»

«Иншаллах» я сказала, но остаток пути мы провели молча, и Ахмед от обиды даже не смотрел в мою сторону. Ох уж этот тонкий ближневосточный мир. Не дает русской душе разгуляться и как следует пострадать!

Приехав в отель, я проанализировала слова адвоката и поняла, что Ахмед прав, и мне необходимо поступать так, как он говорит.

Перед следующей очной ставкой я взяла себя в руки – сделала укладку и яркий макияж, надела красивое длинное платье и зашла в зал суда, широко улыбаясь губами, накрашенными красной помадой, и цокая шпильками невероятной высоты.

В тот день мои оппоненты, и так не отличавшиеся позитивным настроем, были в особенно воинственном расположении духа. Они постоянно выкрикивали что-то на арабском, хотя представитель судебной системы неоднократно просил их перейти на английский язык, чтобы я тоже понимала суть диалога. Мой адвокат, истекая потом от дубайской жары и накала страстей в аудитории, отвечал на реплики партнеров и между делом едва успевал переводить мне происходящее.

Совсем недавно столь негативная обстановка совершенно точно выбила бы меня из колеи. Но в тот день я твердо решила держаться уверенно, и всем своим видом показывала представителям суда и оппонентам бесстрашие и уверенность в своей скорой победе.

Внезапно я начала фантазировать, что прямо сейчас нахожусь не на заседании, а на шумном арабском базаре, и мы с Ахмедом пытаемся купить большого жирного дорогущего слона, торгуясь за него с нечестными продавцами.

Мое воображение настолько разыгралось, что я уже мысленно нарядила своих партнеров в золотые костюмы Алладина, не забыв нацепить на голову каждого смешную чалму с огромными перьями и искусственными бриллиантами. Себе и Ахмеду я выдумала огромного белого верблюда, который грозно смотрел на не желающих нам сдаваться оппонентов, всем своим видом показывая, что вот-вот на них плюнет.

Улетев в своих фантазиях далеко из зала суда, я начала вполне реально хохотать на всю аудиторию от возникших в моем сознании нелепых смешных картинок.

– Что с тобой, Ана? – легонько толкнул меня под столом Ахмед. – Я не понимаю, почему тебе так весело. Эйман утверждает, что туристы чуть ли не плакали от неуважительного общения твоей команды с клиентами. Еда, которую вы предоставили, была несъедобной, а элементы брендинга оказались такого низкого качества, что основной заказчик сразу попросил их ликвидировать. Тебе есть что на это сказать?