Через месяц такой жизни баба Груня начала повторяться в своих рассказах, а весне я знал их все уже наизусть.

Мама в первое время иногда ходила со мной. Однако быстро с этими хождениями завязала. Что и не удивительно, рассказы бабы Груни она слушала лет на пятнадцать- двадцать дольше, чём я. Но дело было не только в этом. Хотя баба Груня и жаловалась на плохое зрение, но все, что нужно, она прекрасно видела. Поэтому сразу отметила, что её двоюродная племянница слегка помолодела и выглядит лет на двадцать пять. Отчего так произошло, ей объяснять было не нужно. И она сразу потребовала снабдить её этим волшебным средством.

Увы, польского крема для лица в магазине больше не появлялось, а тот, что был у нас, мама забрала в единоличное пользование сразу, как убедилась в его эффекте. А другой субстанции для подобного зелья я пока найти не смог, пара советских кремов, несмотря на мои старания, упорно не хотели действовать так, как мне бы хотелось.

Спасением было то, что ни у бабы Груни, ни у нас не имелось телефона. А то у меня бы даже минуты свободной не появлялось. Пришлось бы все время тратить на выполнение бабкиных хотелок.

С другой стороны, обижаться на родственницу было бы несправедливо. За зиму она получила приличную сумму. Такие деньги в прошлом ей бы пришлось зарабатывать не один год. И большую часть этих денег она отдавала мне.

Но нет добра без худа, баба Груня, почувствовав большие деньги, не на шутку разошлась и постоянно требовала от меня увеличить количество микстур и настоек.

В принципе, сейчас это сделать можно было запросто. За зиму мои способности изрядно подросли, и я уже не падал без сил после третьего флакончика сонного зелья, или микстуры от кашля.

Но привлекать внимание определенных органов к Агриппине Маркиановне не хотелось. Если кому-нибудь из начальства придет в голову узнать, как у неграмотной бабки получаются такие настои и мази, то вычислить, откуда она их берет, не составит большого труда.

Так, что на просьбы бабушки я все чаще отвечал отказом, мотивируя его тем, что ничего не успеваю из-за учебы.

– Витюша, ты уж расстарайся, мне же покоя теперь от соседей нет. Каждый день в дверь стучат, – в который раз жаловалась она.

– Так, ты, бабушка, скажи, что не так просто все эти зелья варить, время нужно, травы, корешки. Цену, в конце концов, накинь, – в очередной раз советовал я.

– Ох! Ну, как я накину? – возмущалась бабушка, – Ко мне народ небогатый заглядывает. Мне с людей совестно лишнюю копейку брать.

– Мда, хреновая торгашка с нашей родственницы, – в который раз подумал я, но отказываться от такого канала сбыта не собирался, как и заводить новый. В месяц нам перепадало от старушки от тридцати до сорока рублей. Считай, вторая стипендия.

Все бы ничего, но мамина троюродная сестрица Тамара Синицына никак не могла успокоиться и периодически приходила к бабе Груне и стращала её разными карами за мою прописку. Доведя старушку до слез, она выклянчивала у той десятку, или две и покидала её до следующего раза.

Легче всего было бы это пресечь, если бы я жил вместе с бабой Груней. Но, такой подвиг был выше моих сил. Не обеднеем мы с бабкой, если Тамара выклянчит у нас двадцарик в месяц. А с пропиской у неё теперь вряд ли что получится. Ведь для того, чтобы ей прописать своего великовозрастного балбеса, Данилку, теперь нужно не только согласие бабы Груни, но и моё. А я такой глупости делать не собираюсь.

Такие мысли посещали меня, пока я стоял в очереди на получение плаката, на первомайской демонстрации. Погода сегодня разгулялась на славу. Яркое солнце, легкий ветерок и чистое весеннее небо способствовали праздничному настроению демонстрантов.

В отличие от ноябрьских праздников смеха и шуток в наших рядах было намного больше. Конечно, разница между плюс двадцатью градусами и минус десятью весьма ощутима.

Наша группа явилась на демонстрацию в полном составе, что порадовало нашего куратора. Внимательно оглядев присутствующих, она удалилась к остальным нашим преподавателям.

Я стоял в окружении своих девчонок, держа в руках портрет Андропова, и автоматически поддерживал беседу, а сам периодически кидал взгляды в сторону комсорга училища Наташи Смолянской.

Ну, никак я не мог выбросить её из головы. Сколько раз говорил сам себе, что не нужно мне сейчас никаких влюбленностей. Но подсознание было явно против. Девушки явно заметили мои взгляды и ехидно улыбались. Вероятно, вскоре, кто-нибудь из них опять вслух пройдется по моей безнадежной юношеской любви.