Но тут же Макс решил: ирония-то была двойной! Ведь и он сам сделался несостоявшимся Настасьиным женихом. И от этой мысли — а вовсе не из-за неожиданного появления Марьи Петровны Рябовой — Макс запнулся на ровном месте. И, если бы за локти его не держали два амбала, наверняка упал бы.

Настасьина мать, прошедшая реградацию, заметила, как он среагировал на её появление — чуть приподняла в насмешливой гримасе одну бровь. А человек с брелоком, кативший на пару с другим клевретом герра Асса его кровать, почтительно вымолвил:

— Мы не ожидали увидеть вас так скоро, сударыня. Но мы держали дверь незапертой, как вы и распорядились. И мы рады вашему прибытию!

Макс подумал: он сам ни за что не купился бы на почтительный тон этой мрази. А вот Настасьина мать кивнула при этих словах вроде как с благосклонностью.

— Моё скорое прибытие вызвано экстренными обстоятельствами. Я полагаю, вы и сами это понимаете, — сказала она, глядя при этом не своего собеседника, а почему-то на Макса. — Но, я вижу, и у вас тут возникли проблемы. — Она указала взглядом на кровать-каталку, где лежал, прикрытый термическим одеялом, герр Асс.

«Да ведь это она их всех наняла, — с отрешенной ясностью подумал Макс. — Бог весть, для чего ей это понадобилось, но только именно она задумала операцию с захватом санатория. А этот самый герр Асс был просто её марионеткой. Они все тут — просто её марионетки».

А ещё доктора Берестова посетила мысль, изумившая его самого. Впервые ему подумалось: быть может, профессор был не так уж и неправ, когда желал запретить внедрение реградации? Может быть, он раньше всех понял то, что начало доходить до Макса только теперь?

Впрочем, последнюю — чудовищную — мысль Макс тут же и отринул. И устыдился самого себя за то, что она пришла ему в голову. Мысль эта до такой степени выбила его из колеи и отвлекла от действительности, что он даже вздрогнул, когда услышал ответ мужчины с брелоком на слова Марьи Петровны:

— Наш босс получил пулевое ранение, сударыня. И доктор Берестов, которого вы приказали доставить сюда, нам сказал: раненого нужно срочно перевезти в госпиталь. Иначе его не спасти.

— В госпиталь? — Теперь Марья Петровна вскинула уже обе брови. — Да вы шутите, наверное? Хотите, чтобы вашего товарища и командира арестовали, а потом отправили на принудительную экстракцию?

— Но, — её собеседник смешался так, словно был маленьким мальчиком, а Марья Петровна — строгой учительницей, которая делала ему выговор, — доктор сказал, что знает госпиталь, где не станут задавать лишних вопросов! — Должно быть, соратник герра Асса и сам тут же понял, насколько несуразно это прозвучало, потому как прибавил: — И он знает, что его ожидает, если он солгал.

— Да? И что же? — Марья Петровна по-прежнему глядела на Макса, но кроме него самого никто, похоже, этого не замечал; она, к тому же, сделала несколько шагов вперёд и встала в головах каталки герра Асса.

У Макса от дурных предчувствий закололо, будто мелкими иголками, тыльные стороны обеих ладоней. Настасьина мать держала правую руку так, чтобы на неё не падал свет, но Макс все равно разглядел, что за приспособление поблескивает на пальцах этой руки.

— Ну, — мужчина с брелоком издал каркающий смешок, — он лишится некой части тела, если решит нас кинуть.

Макс успел удивиться тому, что его тюремщик употребил это словечко — кинуть — в таком необычном контексте. Так почти никто не говорил в подобных случаях уже лет пятьдесят. Скорее уж — употребляли неоархаизмы, например, говорили «обмишулить» или «оплести». Другие тюремщики Макса при словах своего сотоварища неприлично заржали — явно подумали о том, какой именно части тела доктора Берестова следовало бы лишить. Но вот они-то кое-чего не успели: не успели досмеяться. Настасьина мать вскинула правую руку, крепко стиснув её кулак, раздались короткое характерное шипение, а в следующий миг говоривший рухнул на пол — навзничь, как полкошенный, прямо рядом с каталкой своего босса.

— На доктора Берестова, — сказала Марья Петровна, — у меня совершенно иные планы. Как и на этого господина.

И при последних словах она сделала короткий замах правой рукой, на которой в свете галогенных потолочных ламп блеснул никелированный кастет.

4

Максим Берестов среагировал быстрее, чем сам от себя ожидал. Да что уж там: он вообще не ожидал от самого себя, что ему взбредет в голову спасать этого человека! Но вот, поди ж ты: когда он увидел, как Настасьина мать замахнулась, чтобы врезать кастетом по виску бесчувственного герра Асса, он, доктор Берестов, сделал именно то, что планировал изначально — до появления Марии Рябовой. И сделал это быстрее, чем начали действовать сопровождавшие его охранники. Когда Мария Рябова подстрелила их босса из портативного «Ван Винкля», явно имевшегося в её кастете, они застыли на месте. И всё ещё держали Макса под локти, когда он завопил, как оглашенный:

— Стойте! Куда вы его везете? Вы хотите убить нас обоих?!

Выкрик этот отразился от высокого потолка ангара и получился даже громче, чем рассчитывал сам Макс. Он всегда был везучим: что бы он ни делал, эффект от его действий сплошь и рядом превосходил его собственные ожидания. Вот и теперь при его выкрике к нему повернули головы почти все, кто находился в ангаре: и бандиты, и примкнувшие к ним пациенты санатория корпорации «Перерождение». Марья Петровна Рябова на долю секунды задержала руку в воздухе — когда рядом кто-то орет «Стойте!», почти всякий непроизвольно прекращает движение. А двое амбалов, что держали Макса, чуть ослабили свою хватку.