— Я просто заметил, что есть варианты. Потому что если вы пойдете по первому пути, то риск неизбежно останется. Даже если произойдет несчастный случай, он все равно означает смертельный исход, и на супругу подозрение падет в первую очередь. Может подключиться полиция. Вскрытие. Допросы. Ведь ваш муж, как известный человек…

— Простите, но о чем вы говорите? — Ей не следовало прерывать его на половине фразы, но она испытывала полное замешательство. — Я пришла сюда не из-за Дерека. Он же мой муж… — Она едва не добавила «и отец моего сына», но вовремя остановилась.

Теперь настал черед Джулиана выглядеть растерянным. Он казался застигнутым врасплох, а у нее сложилось впечатление, что ему не слишком часто доводилось оказываться в таком положении.

— Так вы не хотите смерти мужа?

— Конечно, нет. — Она включила смартфон и вновь показала ему обнаженное селфи. — Проблема не в Дереке. А в ней.

Откинувшись на спинку скамьи, он оценивающе взглянул на нее.

— Это не то, что говорил мне Сэл.

— Значит, наш общий друг неправильно меня понял.

Черт тебя побери, Сэл. Марин не сомневалась, что он надеялся именно на это. Но она никогда не пожелала бы смерти Дереку. Он же отец Себастиана. Она просто не смогла бы причинить вред отцу своего сына. Марин таращилась на фото, пока экран не потемнел, проклиная Сэла за то, что вызвал такую неразбериху.

— Из-за этого у вас будут осложнения?

— Ничуть, — вновь улыбнувшись, возразил Джулиан. — Вообще-то, это даже немного упрощает дельце.

Некоторое время они хранили молчание, но теперь Джулиан смотрел на нее по-другому. Он пришел сюда, считая, что она хочет смерти мужчины, но ведь разрушить жизнь Марин пыталась женщина. Именно женщина пыталась украсть жалкие остатки ее семейной жизни. И если из-за этого Марин готова на чудовищное преступление, то так тому и быть. За последние четырнадцать часов она уже дюжиной разных способов представляла себе смерть Маккензи — то ее сбивал автобус, то она выпадала из окна, проваливаясь в бездну, то ее сбрасывали с чертовски высокой скалы — и каждая фантазия приносила ей мгновение огромного облегчения.

Из угловой кабинки, где наконец-то закончили ужин студенты, донесся громкий смех. Там сидели три парня и две девушки, но внимание Марин привлекла одна из них, с длинными каштановыми волосами и сияющими глазами; по ее лицу явно читалось, что она влюблена в сидящего рядом с ней самоуверенного красавчика. Девушка напомнила Марин себя двадцатилетней давности. И не сомневайтесь, большинство прошедших лет ее радовали. Только последний год стал сущим адом.

— Я все еще люблю его, — проворчала она, скорее себе, чем Джулиану.

Тот сунул руку во внутренний карман куртки и достал глянцевую брошюру.

— Здесь вы найдете информацию о «Восходе» — местном приюте для женщин и их детей, ставших жертвами домашнего насилия.

Это был реальный благотворительный фонд, и Марин уже не раз действительно делала туда пожертвования. Она каждый год получала от них к Рождеству поздравительные открытки. В нижней части заднего сгиба Джулиан написал шестнадцатизначный номер — по ее предположениям, свой банковский счет.

Марин пробрала дрожь. Связи Джулиана должны быть глубоки, раз ему известно, как отмываются деньги через законную благотворительность.

— После сегодняшнего вечера мы больше не будем ни видеться, ни разговаривать друг с другом, — сообщил Джулиан. — Вашим согласием к началу действий однозначно станет перевод вами полной суммы. Вы не будете знать никаких подробностей. Не будете знать сроки исполнения. И, напоминаю, никаких возвратов. Понятно?

Впервые за сегодняшний вечер он повторился в своих высказываниях.

— Да, понятно.

— У вас еще есть время подумать. Если деньги не будут переведены до завтра, до девяти утра, я сделаю вывод, что вы решили отменить заказ.

— А если я не смогу решить все так быстро?

Его пристальный взгляд смягчила легкая ухмылка.

— Вы уже все решили, Марин, иначе не пришли бы сюда. Вопрос только в том, осмелитесь ли вы, образно говоря, спустить курок. — Он улыбнулся шире. — Плохая шутка. Это уже мое дело, не ваше.

Несколько минут они просидели в молчании. Вокруг них шумела закусочная. Бары на Университетской авеню закрылись, и студенты заедали выпитое ими легкое пиво дешевой жирной едой.

Принесли счет, и Джулиан выложил на стол стодолларовую банкноту. Это было слишком много, и Марин сама заплатила бы, но Бетс уже прикарманила деньги, предложив вместо сдачи свою улыбку с коралловым зубным налетом.

— Оставайтесь сколько захотите.

Студентки за соседним столиком завизжали от смеха, а рядом с ними устроилась новая компания, громко отпуская непристойные шуточки о каком-то видеоролике, который они смотрели на телефоне. За следующим столиком один бродяга громогласно рассказывал другому бродяге историю о третьем бродяге. До Марин доносилась едкая смесь их запахов, вонь уличных подворотен и грязной одежды, пропитанной застарелым потом давно немытых тел.

Атмосфера закусочной ничуть не раздражала ее. В любом случае, шум им только на пользу. Никто не слышал их разговор. Никого не могли шокировать ни сказанные ею слова, ни те, что она еще не сказала. Единственный человек, способный судить ее, сидел напротив, и можно было с уверенностью сказать, что отсутствие у него морального компаса делало его мнение о ней весьма спорным.