Напомню: наш опыт – это библиотека образов, энерго-информационных образований, которые включаются каждый раз, когда нам нужно оценить окружающую среду, выбрать эффективный способ действия и действовать. Или бездействовать, если бездействие способствует выживанию. Сознание анализирует внешнюю ситуацию через когда-то сложившийся образ действия. Соотносит его с социально одобряемым контекстом. И выбирает, как действовать, когда и в каком объёме.

Например, идёт человек по улице, на него выскакивает с лаем собака. В его опыте есть образ, как на собаку топают и кричат «Пошла отсюда!». Есть образ, как собаку отгоняют палкой. Есть образ, как ей говорят что-то ласковое и идут дальше. Есть образ, как отличить маленькую собаку от большой, кусачую от брехливой. Сознание оценивает весь этот опыт и выбирает самый подходящий вариант действия. И человек берёт палку, если собака норовит покусать, например, и гонит «Пошла!». Или говорит ласково, если собака виляет хвостом и рада познакомиться.

А если этого человека собака в детстве покусала, ребёнком он сильно испугался, и в его подсознании записался образ, что собака – угроза выживанию? Тогда все его варианты отношений с собаками сводятся к одному: испугаться и защищать свою жизнь.

Мою маму в детстве покусала собака. И теперь она нервно реагирует на любую брехливую шавку. Даже если лает маленькая собачка из-за забора, маме не по себе. Она понимает, что собака за забором, что точно не кинется, но организм запускает гормоны, как при реальной опасности. То есть, в её подсознание в детстве впечатался образ «собака – опасно». Образ сложился в детстве, на собачий лай включается сейчас, и взрослая женщина чувствует страх, хотя собака не опасна. Подсознание кричит об опасности, соперничая с логикой и адекватной оценкой ситуации.

Подсознание требует спасаться и обойти тот забор стороной. Сознание включает здравый смысл: другой дороги нет, идти нужно, собака за забором. И мама тратит ресурс, чтобы подавить страх, пока идёт мимо забора под лай собаки. А потом переводит страх в логическую форму выражения: нелюбовь к собакам, борьбу против бродячих собак, в требования выгуливать собак подальше от людей и надевать намордники.

Детский страх перед собакой сохранился в подсознании и определяет поведение взрослого человека. Определяет, как мама будет тратить в этой ситуации свой ресурс.

Я же собак не боюсь, и чётко различаю, где она просто тявкает, а где готова броситься. И, удовлетворяя свою потребность в безопасности, отгонять буду вторую. То есть, на одну и ту же лающую собаку у разных людей будет разная реакция: один проигнорирует, другой приласкает, а третий будет готов пнуть заранее, пока опять не покусала. Кто-то в этом контакте получит ресурс, кто-то растратит, а кто-то просто не обратит на собаку внимания.

Жизненный опыт человека формирует личные подсознательные настройки и способы удовлетворения своих потребностей, личные способы выхода в ресурс. Представьте конструкцию, которая начнёт получать электричество, если набор штырьков механизма точно попадёт в набор лунок, куда подведено питание. Попали штырьки – мощность подаётся, не попали – энергии нет. Штырьки – это потребности и стратегии их удовлетворения. Лунки – возможности и ресурсные контакты с внешним миром. Чем точнее этот набор попадает в лунки, тем лучше включается наш внутренний ресурс и тем проще нам жить. Чем меньше набор штырьков совпадает с набором лунок, тем меньше ресурса включается. Поэтому нам так сложно удовлетворять свои природные потребности: кривыми штырьками мы просто не попадаем в лунки-возможности, которыми богат внешний мир.

Резюмирую: люди всегда воспринимают реальные ситуации через свой прежний опыт, и это сильно ограничивает возможности ресурсного контакта с внешним миром.

Чем больше у человека внутренних «не могу», «нельзя» и «не моё», тем меньше он видит возможностей удовлетворить свои потребности. А раз не видит, то не получает ресурс, не решает текущие задачи и создаёт себе проблемы. Со стороны это может выглядеть нелепо: возьми, скажи, сделай. Всё же просто! Но во внутренней реальности человека всё очень логично: лично для него эти способы не работают. Так брать, так говорить и так делать ему нельзя. Или невозможно.

Допустим, есть двое похожих людей: возраст, образование способности. Обоим нужно много денег. Один быстро находит способы заработка. Договаривается с начальством о процентах с продаж, например. Или находит частных клиентов и продаёт им свои услуги, спокойно обозначая цену и объём работ. Или продаёт что-нибудь, назначая хорошую цену и отыскав покупателя. Второй же ждёт, пока начальство догадается повысить зарплату или выдать премию. С частных заказов стесняется брать деньги или берёт по-минимуму. Нужное продаёт за бесценок и рад, что купили. То есть, эти двое по-разному действуют в схожих условиях, потому что у них разные взгляды на то, что позволено делать, чтобы получить деньги.

Из многообразия возможностей люди видят только те, которые разрешают себе увидеть.

Как-то я вызывала электрика по объявлению в бабушкину квартиру. Там не было света в двух комнатах и на кухне. Парень бегал в магазин за новыми патронами и выключателем, поменял эти патроны, выключатель и кусок проводки. И за три часа работы попросил раз в пять меньше, чем эта работа стоила… То есть, назвать адекватную цену своей работе он не смог из-за личных фильтров: самооценки, осознания своего профессионализма, права получать заслуженное. Я заплатила больше, потому что его работа стоила больше. Возможно, он стал себя ценить лучше.

Когда фильтры «нельзя», «не могу», «так не бывает» накладываются на простой природный механизм жизни и развития человека, становится очень непросто осознать и удовлетворить свои потребности. Иногда настолько непросто, что человек не получает нужный ресурс. Остаётся «недокормленным», поэтому теряет силы, здоровье и считает жизнь большой проблемой, а счастье – красивой сказкой и недостижимой мечтой.

Недокормленная ресурсом особь теряет смыслы и останавливается в движении и развитии. И это становится проблемой для стаи. В нашем случае – для общества. Анализируя психическое здоровье взрослых людей, всемирная организация здравоохранения прогнозирует, что уже через 20 лет депрессия станет бичом цивилизованной части человечества.