Уцелевшие небольшие остатки переписки Петра за время пребывания его в Азове и Таганроге показывают, что он был занят не только приготовлением флота к выходу в море и составлением посольских наказов. Мысль его за это время охватывает чрезвычайно разнообразные предметы. С 28 мая в течение июня, июля и августа Петр писал в Москву к Виниусу, Вейде, Л.К. Нарышкину, Брюсу, генералу Гордону и получал от них письма. Можно отметить и почтовые дни, когда он отправлял свою корреспонденцию: 28 мая, 13 июня, в двадцатых числах июня, 5, 18 и 26 июля. Сохранились главным образом ответы упомянутых лиц; из писем же самого Петра уцелели всего лишь два письма к Виниусу [131] , так что судить о содержании его переписки мы можем только по ответам его корреспондентов. Постараемся, насколько возможно, располагая письма по корреспондентам, взглянуть на содержание переписки из Азова и Таганрога и составить себе представление о тех предметах, которые тогда занимали Петра в его сношениях с тем или другим лицом, не упуская из виду, что это только, может быть, незначительная часть переписки.

В переписке с Виниусом Петр касается главным образом двух вопросов: о заграничных вестях, о наборе мастеров для железных заводов. Сообщая 28 мая Виниусу о благополучном прибытии в Азов, Петр, как мы видели выше, «зело» требует от него заморских вестей, т. е. известий о положении дел в европейских государствах, «а наипаче о французском деле», т. е. об испанском наследстве [132] . К своему ответу от 15 июня из Москвы Виниус прилагает для Петра перечневую выписку (доклад о европейских делах). «А францужское, государь, дело, – пишет он далее, – ныне утихло, потому что гишпанской король паки повыздоровел, а надолго ль – впредь время явит». Московские иноземцы, с которыми он беседовал об этом предмете, говорят, что как только испанского короля не станет, «тогда наследие ево учнут доставать не без разлития человеческие крови цесарь и француз». В этом же письме Виниус повторяет царю просьбу об указе относительно каких-то хранимых им «гагаринских животов»; есть опасность, что они от сырости палат и от моли попортятся, и будет убытка на многие тысячи рублей. Вместе с письмом Виниус послал Петру в подарок «ящичек померанцев» [133] .

В следующем письме к тому же корреспонденту от 13 июня Петр пишет о мастерах для железных заводов, о ствольных мастерах – крепостных людях, которых следует взять, вознаградив только их хозяев, о вышедших из моды стволах на колесах и о скорострельных пушках. «Min Неr, – читаем в этом письме, – 3 письма ваших на разных почтах я получил апреля 30, майя 7 и 21 чисел писанные, из которых в 1-м о мастерах железных заводов, что инде дают их, а инде не дают; и ты отпиши имянно, с которых заводов не дают. Ствольных мастеров крепостных вели взять, только хозяев наградить, чтоб обижены не были. А что стволы на колесах, и то самая старая мода и нигде не употребляется больши. А естъли зделать железные же кованые пушки в пол 2 фунта (т. е. 1 1/2 фунта) ядром и в 9 или в 10 калибров долиною, из которых готовыми кожеными патронами возможно на всякую минуту 10 раз выстрелить, а тягостью не будут тяжеле 10 стволов, а те пушки умеют делать на Туле и в иных местех». Далее он обещает прислать указ об интересующем Виниуса гагаринском имуществе: «…указ будет впредь, а естъли которые вещи могут испортитца и те вели продавать» – и заключает письмо собственноручной припиской, опять настаивающей на присылке известий о положении дела об испанском наследстве. «Есть ли къ теб вдомость отъ бургамисътра Вiтцена а ъранцускомъ дле съ Гишьпаны? А намъ зело ну[жно в]дать, i ты о том посторайся. Piter. Из Азова, iюня 13 den 1699» [134] . Виниус получил это письмо в Москве 28 июня. Ответ его от 29 июня начинается известиями о мастерах для железного завода: их нужно 8 или 10 человек, без такого числа пустить в ход завода нельзя, а достать ему удалось всего только двоих, причем сообщаются и подробности этого добывания мастеров: прислан хороший мастер с заводов Л.К. Нарышкина, только он стар и по-русски говорить не умеет; сын его, молотовой мастер, ехать не захотел, а старик сказал, что без сына ему ехать нельзя. Жена гостя Воронина с его заводов ответила, что у нее тот завод на откупу и мастера наемные, может быть, одного или двух даст. Вахромей [135] одного мастера дал, даст, вероятно, и другого и т. д. Эти сообщения интересны потому, что показывают, в какие мелкие детали и подробности способен был вникать Петр в каждом деле. От железных мастеров Виниус переходит к каким-то «легким пушечкам кованым», которые он велит сделать по данному Петром образцу: они очень пригодны будут против татар, ежегодно нападающих на сибирские слободы. Далее идет целый ряд разных сообщений и просьб: вчера из Москвы поехал в Азов Прокофий Возницын; он, отправляясь в Великое посольство за границу, взял из Сибирского приказа, которым управлял Вини-ус, соболей и камок на 12 000 рублей, надобно бы спросить с него отчет; он не возвратил также Виниусу писем его, писанных им к государю в Вену, и Виниус просит Петра велеть их отдать. Относительно решений по делам о злоупотреблениях сибирских воевод – все в воле государя; Виниус предлагает только кое-что у них отобрать – «им во очищение душевного греха, а иным будущим в страх, но во изволение твое государское не вступаю, да будет надо всем твой милостивой указ». Французское дело с испанцами ныне утихло, потому что испанский король повыздоровел, однако ж признают его слабым, поэтому французский король приготовился к войне, а цесарь с английским королем и с голландцами готовят союзы против Франции. Турки Каменца полякам еще не отдавали, что должны были сделать по Карловицкому договору, и будто бы сильно негодуют на визиря и на муфтия за уступку этого города полякам; будет ли отдача и правда ли то, что в курантах об этом пишут, покажет время. Припоминая, что день написания письма – 29 июня – «торжество первоверховных апостолов», Виниус заканчивает письмо поздравлением Петру и пожеланием многолетнего здравия и всякого благополучия [136] .

В письмах от Адама Вейде много разных поздравлений Петру: с днем рождения, по случаю прибытия в Азов, по случаю удачной проводки кораблей в море. Вейде сообщает также о праздновании этих событий в компании друзей в Москве. Но главным предметом переписки с ним было порученное ему составление «Воинского наказа». Вейде не только извещает царя о ходе этой работы, но и пересылает изготовленные ее части на его рассмотрение и ждет исправлений, которые делает Петр, принимая, таким образом, самое деятельное участие и в этой законодательной работе. «Allergnadigste grotte Неr, – пишет Вейде 6 июля, – воинские правилы, конечно, в будущей почте до милости вашей пришлю». Задержка вышла из-за Брюса, также привлеченного к этой работе: он не успел изготовить порученных ему статей, посвящая много времени на выправление русского языка – больше, чем он ожидал; станет сколь возможно спешить. «Воинский наказ», пишет Вейде 13 июля, а также артикулы, в которых содержится уложение о наказаниях, изготовил по образцу подобных же уставов, принятых у других великих государей, и посылает Петру. Пусть Петр прикажет прочесть себе изготовленное подряд с начала до конца, тогда ясно будет видна последовательность; сделано, конечно, не без ошибок. «Изволите пожаловать с самова с начала все сряду велеть прочитать, то возможно будет видеть, что после чево последует и что милости вашей годно и негодно будет; только, чаю, не без погрешению быть для того, что не прочтена и с подлинною сличить не успел. Стану еще готовить, чтоб подлинно справно было». В письме от 20 июля он сообщает: «Воинские артикулы по прошлой почте до милости вашей послал; только еще одну (статью или главу?) с прилежанием выправлю» [137] . Но помимо главного предмета переписки в письмах Вейде передаются и разного рода другие известия. Елизарий Избрант поручил просить указа о заготовлении леса в Архангельске. От типографа Тессин-га из Амстердама прислан листок из какой-то печатаемой у него русской книги (по-видимому, титульный лист). Все издание в количестве 600 экземпляров будет прислано через Архангельск. В письме от 20 июля сообщается об увеличении числа недорослей, надо полагать вступивших на военную службу, и возбуждается вопрос об их обмундировке: «Недоросли почали прибавляться; а некоторые есть дело свое нарочито знают. Прошу милости, чтоб им такие ж перевязи дать, как у преображенских; а кафтаны зеленые мало не все сделали» [138] .

Яков Брюс в письме от 29 июня вслед за поздравлением «со днем ангела» сообщает Петру о приезде в Москву француза инженера де Шампи с рекомендательным письмом от курфюрста Бранденбургского и с другими письмами, свидетельствующими о том, что он служил инженером во Франции и в Италии и строил во Франции «славную гавань Havre de Grace»; по разговорам с ним кажется человеком ученым и искусным. При письме Брюс пересылает царю какой-то сложный инструмент, очень пригодный для путешествующих, «как сыскать полус гогде (или элевацию поли), без всякого вычету и не ведая деклинации солнца и не имея инструментов, кроме циркуля и линиала». К инструменту он приложил чертеж и описание, как им пользоваться [139] . В другом сохранившемся письме его от 13 июля читаем: «Милостивейший государь! По твоему государскому писанию к Адаму Вейде послал я к тебе, государю, краткое описание законов (или правил) шкоцких, агленских и францужских о наследниках (или первых сынах). Також напоминая (т. е. вспоминая) твой государев приказ в Агленской земле, послал к тебе, государь, описание чинам, которые были у агленского короля у артиллерии на войне и во время миру, такожды о их жалованьи поденном в войне и о годовом во время мировое (т. е. мирное)» [140] . Переданный Брюсу через Вейде приказ царя прислать ему выписки о праве наследства из законов английских, шотландских и французских показывает, что царя продолжает занимать мысль о переменах в русском наследственном праве в смысле наследования первых сыновей, которое его заинтересовало при наблюдении за английскими порядками. Эта записка Брюса будет положена впоследствии вместе с другими материалами в основу знаменитого закона о единонаследии 23 марта 1714 г. Присылка описания артиллерийских чинов в Англии показывает, что мысль Петра работает над планом устройства в России регулярной армии, которое и началось в том же 1699 г.

Л.К. Нарышкину Петр писал 5 июля из Азова и 26-го из Таганрога. В ответах на эти письма от 20 июля и от 17 августа Нарышкин уведомляет царя о здоровье членов его семьи: царевны Натальи Алексеевны и царевича. Во втором письме он оправдывается против упреков Петра в том, что не предупредил шведских послов, приехавших в Россию, о продолжительном отсутствии его из Москвы. Как припомним, перед своим отъездом в Воронеж Петр приказал уведомить назначенных в Московское государство шведских послов через шведского резидента Томаса Книппера, чтобы они приезжали в Москву до Масленицы, так как на Масленице он уедет в Воронеж [141] . Шведское посольство тогда не явилось, а теперь, в двадцатых числах июля, приближалось уже к Москве. Петр упрекает Нарышкина в том, что посольству не было сообщено через Книппера об его отсутствии. «А что, мой асударь, – оправдывается Нарышкин, – изволил писать о свейских послех, что им не говорено, о чем Томосу Книперу указ твой был, и у меня то не забыто и все то им предлагал; в то же время при послех и Томос Книпер был, о чем изволишь по записи уведомитца». Нарышкин принял подъезжавшее к Москве шведское посольство в своей подмосковной усадьбе Чашниково и во время разговора с послами действительно выговаривал присутствовавшему при приеме резиденту Книпперу за непередачу сообщения. О разговоре с послами в Чашникове была составлена особая записка, которую он и переслал Петру [142] .

Петр переписывался также с оставшимся в Москве генералом Гордоном. В письме от 28 июня Гордон сообщает царю о приезде в Москву на русскую службу из Польши одного своего родственника в чине корнета; едут из Киева еще два других родственника его, оба в чине капитанов, кажется, искусные люди; если царь согласен принять их на службу, пусть напишет. Гордон сообщает далее царю, надо полагать, очень печальное для последнего известие: 20 июня пропал без вести находившийся в Москве капитан Рипли, командир подаренной Петру английским королем яхты «The Transport Royal», которую он привел в Архангельск. «А чают, – пишет Гордон, – что сам себя изгубил, потому что долгое время вельми был меланколичны и смерть себе часто желал. А тело его ищут везде, только то се число нигде не найдут» [143] .

В следующем письме от 6 июля Гордон уведомляет Петра, что 1 июля нашли тело Рипли в реке Яузе, пониже Лебяжьего двора в Преображенском. «А по осмотру голова избита назади, на правой руки знаки синие, пуговицы серебряные с кафтана обрезаны и карманы выворочены; однако неведомо, от себя пропал или от людей». В этом же письме Гордон сообщает Петру известие о следующем чрезвычайном происшествии: 29 июня во время «вечерен» дворовые люди князя Никиты Ивановича Репнина, а с ними и другие напали у Воскресенских ворот на караульных солдат и избили их, били также и находившегося с ними офицера и надругались над ним. Некоторые из виновных переловлены и приведены на Потешный двор; дьяк Преображенского приказа Яков Никонов ведет по этому делу розыск и по окончании пришлет его в Азов к князю Ф.Ю. Ромодановскому [144] . Это, вероятно, тот эпизод, о котором повествует Корб в своем дневнике под 30 июня (10 июля): «Князь Репнин… у которого под влиянием какого-то сильного душевного потрясения помутился рассудок, дерзко напал со своими слугами на городской караул. Когда князь намеревался схватить знамя, то знаменосец поступил очень похвально, именно – он ударил Репнина древком; очень много других лиц во взаимной борьбе получили раны» [145] .