Шрифт:
Но Лука знал, что она врет.
Быть кем-то, а потом самому решить стать никем? Тут нужна смелость. В капелле Луку учили находить опору [5] , наполнять себя воздухом и «не сдуваться». А что, если в обыкновенной «безголосой» жизни он такую опору не найдет?
Уходить, когда тебя не прогоняют, труднее всего. Толчешься на пороге: «Ну, так я пошел?», а тебе: «Иди, конечно», а ты: «Так я ухожу, да?», а тебе: «Да-да, счастливого пути!», а ты: «Нет, я, пожалуй, останусь», а тебе: «Вот и хорошо!»
5
Имеется в виду вокальная опора, или искусство певческого дыхания.
Лука подошел к своему подъезду. Кто-то отчаянно ждущий весну уже вынес елку и бросил ее у дверей. Елка осыпалась, но храбрилась и поблескивала обрывками «дождика».
На третьем этаже, в окошках их маленького пшеничного дома, горел свет. Четыре окна на две комнаты. Десять световых лет назад отец говорил, что это их звездолет с иллюминаторами, и Лука ему верил.
Глядя на яркие окна их звездолета, Лука улыбнулся. И безо всякого волшебного проектора он знал, что там сейчас происходит.
Мама конечно же закрылась в его комнате и работает. Подыгрывая себе на электронном пианино в телефоне, сочиняет рекламные песенки:
– Гла-зи-ро-ван-ный сыро-о-ок! Ты не будешь одино-о-ок! Нет, не то… Гла-зи-ро-ван-ный сыро-о-ок! Мир бывает так жесто-о-ок! Ерунда какая-то… Гла-зи-ро-ван-ный сы-ы-ро-ок! Жизнь задаст тебе уро-о-ок! Тьфу ты!
В дверь заглядывает папа и фальшиво поет своим лиртенором [6] :
– Твоих идей иссяк пото-о-ок!
Тогда мама печально говорит что-нибудь вроде:
6
Л и р т е н о р – лирико-драматический тенор.
– Когда я напишу оду «О хорошем человеке», там не будет ни строчки о тебе!
– Маруся, это сурово! – ответит папа.
Мама откладывает пианино и блокноты с черновиками и начинает свою обычную «горестную песнь».
– Когда я писала некрологи, я любила жизнь. Когда я писала тексты для глупых открыток, я верила, что у меня всё еще впереди. А теперь я тону, Петя! Тону в этом болоте творожков и песенок в мажоре!
– Маруся, ну надо же как-то жить, – ласково скажет папа.
Мама решит поссориться и повысит голос:
– Почему жить надо «как-то», Петь? Что это за приставка такая к жизни? «Как-то». А если просто жить? Без приставок?
Но папа ссориться не захочет и будет ее успокаивать:
– Маруська, ну хочешь, уедем в тайгу? Я срублю сруб, посажу дерево, сын у нас уже есть. Я буду боронить и пахать, а ты… Не знаю… Ткать, лапти плести. Что они там еще в тайге делают?
Мама улыбнется и скажет:
– Ты и так пашешь, лапоть мой любимый.
Лука пробрался по темному коммунальному коридору и вошел в тепло освещенную комнату. Так и есть. Родители спорили за дверью его детской, которую мама предлагала торжественно переименовать в юношескую.
Лука хотел распахнуть дверь и напугать их, но мама, как всегда, почувствовала, что он дома, и выглянула из комнаты:
– Лукашик, там в скороварке «Нечто», пожуй. А чай вместе выпьем.
Лука кивнул и поплелся на общую кухню.
Их уголок был у высокого переплётчатого окна. Мечтательная мама устроила там «парижское кафе» – с зеркалом в изящной раме на стене, круглым столиком с венскими стульями вокруг. А папа, кивая на развешанные в кухне соседские простыни и тельняшки, сказал, что это не парижское кафе, а одесский дворик. Маме понравилось и это.
Лука взял вилку и начал есть фирменное мамино «Нечто», полурагу-полузапеканку, прямо из чаши скороварки. На кухню, шлепая косолапыми тапками, вошел сосед, бывший северный моряк Миха.
– Здоров, Лёх! – Имени «Лука» Миха почему-то не признавал.
Он бесцеремонно принюхался к скороварке и открыл свой покоробившийся посудный шкафчик.
– Нацеди полбанки, – попросил Миха и протянул сколотую по краям тарелку.
Потом сел на венский стул, глянул в «парижское» зеркало и почесал свой седой щетинистый подбородок.
– Всё-такиль, говорю я тебе, Лёха, дело делай, а не рот разевай, – сказал он. – Вот рыба рот разевает, и што? За губу ее крючком! Вот што. Петь надо, только когда в душе накипело много чего. Вот у тебя накипело?
Лука ополоснул вилку и захлопнул крышку скороварки.
– Накипело, – ответил он и, продираясь сквозь простынный лес, вышел за дверь.
Лука был зол. Почему взрослые обязательно лезут со своими советами? Совет директоров какой-то, думал он. И главное, никто не говорит то, что действительно хочешь узнать. Один сплошной трёп.