Шрифт:
— Нет, нормально! Сейчас выйду на воздух, и гуляем дальше — я добьюсь, чтобы звук прикрутили! Я это сделаю! — сжав зубы, заявил Виктор. — Сколько сейчас времени?
— Десять минут второго. Поедем домой, может?
— Нет, отдыхаем! — поднял ладонь Виктор — он вдруг ощутил прилив энергии, бешеный огонёк энтузиазма где-то глубоко внутри себя.
— Я бы покурила на улице, — вздохнула Анжелика. — Надоело мне тут.
Очередная песня была спета, снова раздались аплодисменты, потом объявление о приостановке выступления на десять минут.
— Движения твои очень скоро станут плавными, походка и жесты — осторожны и легки, — тихо произнёс Виктор слова знакомой песни — в голове у него резко возник план.
— Что, милый? Что ты говоришь? — удивилась Анжелика.
— Идёмте на улицу? — предложил он девушкам.
Встав, он подал руку сначала брюнетке, потом японке. Когда они вышли из ложи, и в проходе, и на танцполе наблюдалось нездоровое движение.
— Чего это они какие-то грязные? — удивилась Анжелика, оглядев двух проходящих мимо девиц со злыми лицами и потекшим макияжем — их костюмы были мокрые и в пятнах, волосы тоже влажные.
Такие они были не одни — внизу было ещё несколько подобных парней и девушек, а под их ярусом трое человек со швабрами что-то терли.
Судя по голосам, концерт ненадолго приостановили именно из-за этого.
«Лишь бы меня не вычислили — было темно, только цветомузыка», — на несколько секунд Виктора охватил бодрящий страх, смешанный с азартом ожидания. — «Не должны бы, тем более от этой еды только свинья бы не обрыгалась».
— Ой, Тошка, ты тоже сегодня тут? — радостно вскрикнула Анжелика — в коридоре, почти возле выхода, они встретили Гумилёва.
— Привет, Анжелика! — одетый в костюм парень улыбнулся и поклонился. — А как же?!
— Привет, — протянул ему руку Виктор. — Пойдёмте наружу, поболтаем!
— Да я только вот покурил… — немного растерялся Гумилёв.
— Пойдём, — улыбнулся Виктор, — познакомим вас с нашей уважаемой гостьей, — показал он ладонью на Мисаки, скромно стоящую чуть сбоку.
Вышли на улицу — на площадку перед входом было много народа, в том числе юнкеров. Было темно, светила луна и фонари на аллее и здесь, около входа.
Они стали левее входа. Анжелика представила Мисаки и Гумилёва друг другу, потом достала сигареты и предложила японке — та деликатно отказалась.
— Народу дофига, парней много, юнкеров, — Виктор оглядел стоящих небольшими группами молодых людей, среди которых около половины было парней.
— Ну и что? — хмыкнула Анжелика.
— Вот вы, Антон, как относитесь к тому, что сейчас поётся, — сказал с презрением это слово Виктор, — со сцены?
Гумилёв поморщился.
— Дрянь, конечно, но раз уж их пригласили и люди раскупили билеты — видимо, все в порядке.
— А те, у кого абонемент? — продолжил Виктор. — Их ведь не спрашивали.
— Скажу честно, мне это не заходит — слишком грубо и вульгарно они поют, специфическая поэзия! — провел пальцами по подбородку Антон. — Музыка вообще чудовищная.
— Вот и я об этом! Это не поэзия — это очко в сельском туалете! — поднял палец Виктор. — Вы, я — нам это чушь не нравится, и мы такие здесь явно не одни.
— Что ты хочешь этим сказать, милый? — Анжелика выдохнула ароматный дым прямо на него и засмеялась.
— Блин, милая! — замахал парень рукой и закашлялся.
— Извини, — она мило улыбнулась.
— Так вот — не нравятся эти профуры латексе почти всем здесь, но нас заставляют их слушать!
— Это слишком грубо вы сказали, Виктор, но в целом правы, конечно, — нахмурился Гумилёв.
— А они что, нежно поют?! Антон, давай на ты? — Виктор протянул ему руку.
— Хорошо, — улыбнулся тот и пожал её.
— Виктор-кун, вы хорошо себя чувствуете? — спокойно, но с легким подколом, как показалось Виктору, спросила вдруг Мисаки.
— Великолепно, Мисаки-тян!
Она недоверчиво сжала губы на миг, но промолчала.
— Вот, сейчас просто постойте здесь и посмотрите! — поднял руку Виктор и сжал кулак. — Просто смотрите!
— Ты о чём, милый? — нахмурилась Анжелика и бросила окурок на асфальт.
Виктор, ощущая прилив вдохновения, повернулся и выбрал одну из наиболее многочисленных групп — человек около двадцати, в том числе в форме юнкеров — там смеялись и курили. Он подошёл к ним:
— Доброй ночи, господа!