Софья Витовтовна прищурилась, придирчиво осматривая столы. Моченые и свежие яблоки, курага и чернослив, лотки с заливной щукой и судаком, почки заячьи и куропатки на вертелах, и блюда с сочащейся янтарным жирком убоиной. Похоже, княгиня не зря доверилась Пелагее, служанка потрудилась на совесть. Угощение выглядело обильно и разнообразно.

Впрочем, ключница и ранее никогда не подводила госпожу, несмотря на свою молодость и внешнюю несуразность.

– Слушайте меня, бояре! – поднял кубок великий князь. – Вторую нашу здравицу провозглашаю в честь брата моего Юрия! Лучшего нашего воина! Лучшего воеводу! Лучшего слугу! Любо брату моему, князю Звенигородскому!

– Любо, любо-о-о! – с готовностью подхватили гости, зачерпывая пенистый хмельной мед. – Слава Юрию Дмитриевичу! Слава великому победителю!

Пирующие опустошили ковши, еще немного подкрепились обильным угощением – после чего двери трапезной распахнулись, и одетые в белые атласные рубахи, опоясанные красными кушаками слуги вчетвером внесли большущий поднос, на котором гордо возлежал в окружении зелени, золотистых карасиков, яблок и россыпи клюквы громадный – три пуда веса и две сажени в длину – покрытый румяной корочкой, целиком запеченный осетр.

Гости ахнули в восхищении, а мальчишки-подворники донесли князь-рыбу во главу стола и торжественно там водрузили – аккурат напротив стола опричного. После малой заминки – дабы не сбить у бояр первое впечатление – еще четверо слуг внесли блюда с большущими белыми лебедями с изящно выгнутыми шеями и высоко вскинутыми крыльями. Птицы сидели среди листьев салата и сельдерея, среди вырезанных из яичных белков и желтой репы ярких бутонов – словно бы среди озерной травы, лилий и кувшинок. И по трапезной снова прокатился общий возглас восхищения…

Великая княгиня довольно улыбнулась – свои два рубля награды Пелагея явно заслужила.

– За хозяйку, за хозяюшку выпить надобно! – сообразил кто-то на правой стороне стола. – За прекрасную и мудрую великую княгиню нашу, Софью свет Витовтовну!

– Любо великой княгине! Слава Софье Витовтовне! – отозвались сразу многие голоса, однако приветствия оказались все же столь жидкими, особенно на фоне оглушительной здравицы в честь звенигородского князя, что московская правительница рывком поднялась.

Бояре осеклись, в трапезной повисла тревожная тишина.

Великая княгиня взяла кубок, подняла его на уровень глаз, внимательно посмотрела на самоцветы и покачала головой:

– Сие излишне, бояре. Совсем излишне. Пир ныне победный, и потому пить надобно не за женщин, а за воинов, за спинами каковых все мы находимся в безопасности. Благодаря вам, вашим мечам и службе вашей! И пуще всего прочего благодаря мудрости и отваге братьев Дмитриевичей, славных потомков великого князя Дмитрия Ивановича, поднявших величие нашей Святой Руси на небывалую высоту! Так выпьем за отца лучших князей наших, за великого князя Дмитрия Московского!

Великая княгиня быстро и решительно осушила кубок и опустила его на стол, перевернув ножкой вверх.

– За Дмитрия! За Дмитрия Ивановича! – этот тост пришелся гостям куда более по вкусу. – За отца князей наших!

Бояре вновь зачерпнули крепкого хмельного меда, бодро выпили – а иные и по паре раз, после чего потянулись к новому угощению.

Софья Витовтовна снова окинула пиршественную палату хозяйским взглядом и слегка склонила голову:

– На сем покидаю вас, бояре, – негромко сказала она. – На мужской попойке женщинам делать нечего. Хорошо тебе повеселиться, мой высокочтимый супруг.

Она зашла за великокняжеское кресло, наклонилась, поцеловав мужа в щеку, и еле слышно шепнула:

– Теперь ты все понял, Васенька?

Государь вздохнул. Да, это было правдой: за много, много лет литовская княжна так и не стала в Москве своей! Разница между любовью людей к Юрию и отторжением ими Софьи сегодня выглядела столь ярко… что обида, зависть, ревность знатной правительницы к славе непобедимого воеводы вполне оправдывали отчуждение его супруги и брата.

Хорошо хоть, до открытой вражды меж ними дело не дошло!

Василий Дмитриевич поднял кубок, заботливо наполненный отроком в белой атласной рубашке, немного отпил, взял деревянную палочку с запеченными на ней заячьими почками, скусил один за другим три кусочка, снова поднял кубок и протянул его к брату:

– Софья права. Давай выпьем за отца. И да будет его небесная жизнь столь же доблестной, как и жизнь земная!

– За отца! – согласился князь Звенигородский. – Он воспитал из тебя великого правителя, а из меня, говорят, неплохого воеводу.