Во-вторых, отпечатка ладони четко не просматривалось. Так что, кто знает, что у него с лицом. Вполне можно было решить, что у него просто такой тон кожи.

Хотя на самом деле причина была совсем в другом. И Сэм ее полностью осознавал.

Пощечина была получена им справедливо.

Он до сих пор ясно помнил чувства Татьяны, которые захлестнули тогда в саду и его тоже. Спасибо магическому откату.

И не то, чтобы он с самого начала не думал о том, как девушка отнесется к правде, если узнает. И не догадывался, что ей это не понравится. Конечно же, и думал, и догадывался. Поэтому-то немного соврал снова: Лан же просил его все отменить.

Но одно дело: представлять, решать и планировать… Находить тысячу объяснений для любого шага и поступка. Веских и непоколебимых. И совсем другое — самому испытать последствия. Прочувствовать на собственной шкуре, пусть и в отраженном виде. Так что, отпечаток гнева Татьяны на его щеке был им получен совершенно заслужено.

Но его было недостаточно.

Сэму очень хотелось загладить проступок и изменить отношение девушки к себе в лучшую сторону. В конце концов, эта малышка с самого начала стоила его внимания. Теперь же он всерьез задумался о том, что пока тяга к ней существует, самое время обернуть это себе на пользу.

Ему не нужно было думать, что Татьяна хочет или чувствует. Он точно это знал. Жаль только, что она не испытывала к нему ничего, кроме обиды и разочарования. Но эти ее эмоции были настолько яркими и чистыми, звенели, как натянутые струны гитары, что Сэм был рад им. Лучше такие, чем равнодушие. Их можно было исправить. Что он и решил сделать.

К счастью, повод сделать к этому первый шаг представился сразу же. А то, что для этого пришлось немного потратиться — ерунда. Сэм семьдесят лет не трогал эти деньги. Накопленные проценты с лихвой покрывали весь счет, выставленный ателье. Получается, он вообще ничего не терял.

Так он думал до тех пор, пока ему не сказали, что Татьяна готова и сейчас спустится.

А потом он просто поднял глаза…

***

Таня

Где-то по ателье ходили другие покупатели, сопровождаемые помощниками. Они все были заняты своими делами и им было на меня все равно. Как и мне на них.

Но сейчас, когда я медленно шла вниз, единственный человек во всем мире, кого я видела — это застывший у подножья лестницы мужчина в черно-золотом камзоле и с розовым цветком в руках.

И если до этого в зеркалах я видела себя просто красивой. То в отражении его ярко-медовых глаз почувствовала нечто гораздо большее. Нечто такое, от чего сердце забилось в груди пойманной птицей, щекам стало жарко, а дышать — трудно.

Кажется, он даже не моргал.

Не уверена, что моргала я.

— Вот… Как-то так, — начала я первая, подходя ближе, чтобы только разбавить это затянувшееся молчание хоть каким-нибудь звуком.

— Как-то так, да, — эхом повторил он. — Но, кое-чего все еще не хватает.

И Сэм, осторожно приблизившись почти вплотную, аккуратно воткнул цветок мне в волосы. Его рука невесомо пробежалась по прядям, подпитывая гулант магией, от чего бутон растения расцвел еще сильнее. Тонкие пальцы слегка коснулись шеи, запуская по моему телу волну мурашек…

И Сэм, рвано выдохнув, поспешно отстранился.

— Вот теперь все как надо, — охрипшим голосом прошептал он. — Пойдем? — и подал мне руку.

Интерсцена 4

Фирэллен арэ Нерт всегда продумывала образ до мелочей и с особенной тщательностью. Сборы на Светение Утренних гулантов не были исключением. Так что и драгоценности, лежащие на туалетном столике, и серебряное платье из шелка, струящегося, как вода, надетое на манекен, — все было готово задолго заранее и ждало своего часа. На таком празднике нельзя было показаться абы какой.

Точнее, там нельзя было показаться не-Фирэллен. Пока нет.

А так хотелось наконец-то навсегда забыть эту роль! Или вспоминать о ней изредка, пользуясь для тех же целей, для которых ей служила и магия теней — добывать информацию и управлять миром. Ну а в остальные дни все-таки оставаться собой. Последние семьдесят лет ей редко выпадал шанс на это.

Вот как сейчас — наедине в светлом бело-золотом будуаре перед огромным ростовым зеркалом. В ожидании прихода Лутаэля. Когда тонкое черное платье скользит с плеч к ногам, обнажая. И тело сперва покрывается капельками «металла», а потом обтекает «сталью», неуловимо меняясь очертаниями, чтобы снова стать плотью. Но вовсе не плотью черноволосой альвы. Нет.

Теперь посреди комнаты стоит все такая же голая, стройная и гибкая, но… Рыжеволосая нефилим. И ее огромные серо-стальные «крылья» из чистой энергии, распахнуты, как перед полетом, занимая собой, кажется, все пространство вокруг.