Только тут я осознанно огляделась: комната, куда принёс меня мучитель, и правда была обжитой. Измятая постель, на которую с укоризной косилась старушка, не заправлена, книги и бумаги навалены на столе, на спинку стула небрежно брошен сюртук.

– Конечно-конечно, – поспешно согласилась я. – Раз господин Ветер приказал…

– Егоза! – понимающе подмигнула старушонка.

Поглазеть на весь особняк не довелось: пришлось неотрывно следовать за округлым задом моей провожатой, занимающим добрую половину коридора. Она отвела меня совсем не далеко, в одну из соседних комнат, куда более скромную, к тому же, пустую и холодную. Я зябко обхватила плечи, а старушка, истолковав жест по-своему, бросилась закрывать распахнутое окно.

– Проветривала, – сказала она. – Сейчас потеплеет.

Я так и осталась стоять, не решаясь опуститься ни на обитую мягкой тканью кушетку, ни на кровать, пока ещё не застеленную бельём. Всё казалось: присяду – и захлопнется дверца клетки. Признаю, что остаюсь, – и уже не выберусь. Но моего мнения здесь спрашивать не спешили.

– Что встала, как вкопанная? Сымай платье!

Я, напротив, намертво вцепилась в воротник.

– Зачем?

– Нагишом бегать! – фыркнула старушка. Но, видно, сильно я побледнела, потому что, сжалившись, она отступила и принялась перетряхивать постель. – Постираю, починю… Авось ещё сгодится. А ты свежее в сундуке возьмёшь, господин в последнее время их всё одно не носит. – Но и эта прибаутка меня не развеселила. – Деточка, та шо ты ровно неживая?

Неживая… Не сильно-то служанка и ошибается! Я и правда умерла давным-давно, пять лет назад, когда монстр назначил меня невестой. Но разве я так испугалась тогда, чтобы забыть его лицо? Нет, я никогда не забуду того, кто повинен в смерти отца! И это был не тот, кто забрал меня на рассвете с площади.

– Кто он такой?! – выкрикнула я в отчаянии.

Старушка недовольно попыхтела и ковырнула мизинцем в ухе, проверяя, не оглушила ли я её.

– Хто?

– Хозяин поместья. Тот, кто принёс меня сюда.

– Господин Ветер, владелец здешних земель и гор. А ещё жа-а-аних твоёйный! – язвительно добавила бабка.

Хотелось бухнуться на колени и просить, умолять эту добрую женщину выпустить меня на волю. Что если сжалится? Но метка невесты, привычно обжигающая спину последние годы, засаднила особенно сильно, напоминая: он найдёт меня где угодно. Найдёт и отомстит. И хорошо, если мне.

– Пять лет назад… – Я прокашлялась и, чтобы унять дрожь в руках, принялась помогать взбивать подушки. О том, что представляла на них физиономию «господина Ветра» рассказывать, конечно же, не стала. – Пять лет назад господин Ветер оставил на мне метку невесты. – Я задрала рукав, демонстрируя край золотой лозы. – У того, кто принёс меня сюда, была такая же.

– Я бы подивилась, будь она другой, – хмыкнула старушка.

– Но это был не тот человек! – Под строгим взглядом горничной я расправила смятую подушку и аккуратно положила на причитающееся ей место. Повторила спокойнее: – Пять лет назад господин Ветер выглядел иначе.

– На твоё счастье, – старушка ревниво подтянула за угол подушку, взбила по-своему и вернула, где взяла, – это действительно так. Не жди зла, горюшко. Помяни моё слово, табе очень, очень повезло!

– А ему – нет, – пробормотала я.

– Что говоришь?

– Говорю, во что можно переодеться? – улыбнулась я этой полоумной. Все они тут заодно, все что-то скрывают. Ну да ничего, мне терять нечего. А если нечего терять, нечего и бояться.

– А вон тама во.

Горничная указала на ширму и подала платье на смену. Лёгкое и синее, как небо здесь, в горах. После свадебного наряда из тяжёлого плотного льна оно показалось невесомым. Я глянула в зеркало, чтобы убедиться: нет, не обнажена. Просто тончайшая струящаяся ткань облегала так нежно, точно тёплый ветерок легонько касался кожи бёдер… Я содрогнулась от воспоминания, как бёдер касался иной Ветер. И тоже тепло… Нет, жарко!

– Точно нарочно для тебя шили, горюшко! – восхищённо ахнула старушонка. – Аккурат к глазам!

– Тисса.

– Ась?

– Не зовите меня горюшком, – попросила я. – Я Тисса. И я пока никому не принесла бед.

Голос дрогнул: правда ли не принесла? Как там мать, тоскует ли? Проклинает дочь, которая не нашла в себе смелости избежать нежеланного брака, или тоже примеряет новые наряды, купленные на деньги с откупа? Городничий обещал ей добрый откуп за меня…

– А меня баба Рея зови. – Старушка пригладила мои растрёпанные волосы, попыталась распустить тугой пучок, но я не дала. – Правда зови, – с нажимом повторила она, – ежели по неразумению… или глупости обидит кто.

Тут бы дерзко вздёрнуть нос, мол, я сама кого хочешь обижу! Но, поразмыслив, я сказала иное:

– Спасибо, баба Рея.

– Вот и ладненько. Вот и чудненько! Прихорашивайся, горюшко, и ходи завтракать. Прямо по коридору, а дальше не ошибёшься: я на оладушки тесто поставила, по запаху не перепутаешь.

Баба Рея не соврала. Прежде, чем я успела причесаться и заново закрутить волосы, особняк наполнился такими ароматами, что урчание в животе заглушило все мысли и страхи. Не ела ведь ничего со вчерашнего дня, а бессонная ночь забрала последние силы.