Черт возьми, чертова Найтшейд была права.

Я открыл глаза, когда Элис поднесла еще одну ложку к моим губам, и я обхватил ее за талию, прижимаясь к ней, пока она кормила меня. Я так сильно хотел поцеловать ее, что мне стало больно терпеть и я проклял эту гребаную сделку, которую заключил с Инферно. Каким же дураком я был, что решился поклясться? Но, по крайней мере, это означало, что он тоже не получит ее.

Хотя я мог сделать кое-что в рамках правил, чего она никогда от меня не ожидала и мне было даже любопытно, как она отреагирует.

К черту.

Я поймал ее подбородок, отвернул ее голову от себя и провел ледяным холодным языком по ее щеке.

— Райдер! — засмеялась она, и я усмехнулся, позволяя ей увидеть, как я счастлив.

В ее глазах мелькнула идея и она обмакнула палец в мороженое, проведя линию по моей шее.

— Я голодна, — промурлыкала она, и у меня пересохло во рту, вожделение горело во мне, когда я обнажил перед ней свое горло.

— Тогда попробуй это, детка.

Она наклонила голову, слизывая следы мороженого с моего горла, отчего мой член мгновенно затвердел для нее. Она переместилась на моих коленьях, вызвав у меня низкий стон, а затем впилась своими клыками в мое горло. Я прижал ее к себе, резко вдыхая, пока она безжалостно пила из меня. Это была идеальная точка между блаженством и болью, и я ловил кайф, желая взять ее.

Наконец она отстранилась и в ее взгляде вспыхнуло желание, когда она расстегнула дождевик и отбросила его в сторону, за ним последовал свитер, обнажив темно-фиолетовый бюстгальтер пуш-ап, который заставил меня застонать от желания.

Я уже собирался нарушить все условия нашего с Данте соглашения, когда она сжала баночку с мороженым, чтобы слить тающую жидкость и откинулась назад, выливая ее на свою грудь и живот.

У меня отвисла челюсть, когда я понял, что она нарушает правила ради меня, не выходя за рамки сделки. Она посмотрела на меня пьянящим взглядом и мне не требовалось больше никакого поощрения, я прокрался по ее телу и провел языком по ее животу, мой пирсинг был ледяным и вызывал мурашки по ее плоти. Она застонала, когда мои движения стали тяжелее и густая сладость мороженого затопила мои чувства, теперь навсегда связанное со всем хорошим в моей жизни.

Я лизнул ложбинку между ее сисек, и ее бедра вздрогнули, когда я прижал свой вес к ее бедрам, показывая ей, как чертовски сильно она меня заводит. Как сильно я хотел вонзиться в ее плоть, и зарыться в ее тело, пока она не развалится на части.

Она запустила руку в мои волосы, направляя мой рот туда, куда она хотела, и я сопротивлялся яростному желанию укусить ее, так как часть сделки Данте не позволяла мне причинять ей боль ради удовольствия.

Когда все капли мороженого закончились, я лежал рядом с ней, пыхтя, как будто только что вытрахал из нее всю жизнь, хотя я даже не залез под ее нижнее белье.

Я по-королевски лажаю, когда дело касается этой девушки.

Элис села, натягивая рубашку и откидывая волосы с воротника, и злобно ухмыльнулась. — Тебе понравилось? — спросила она дразняще.

— Мне бы понравилось больше, если бы мой член был в тебе в то же время.

Она закатила глаза, потянулась в свою сумку и достала банку арахисового масла. Она проползла вперед и закинула ногу на меня, заставив меня приподняться и застонать, когда она опустилась на мой твердый член.

— Блядь, — прохрипел я, и она переместилась вперед и устроилась на моем животе с совершенно невинным выражением лица, как будто она не специально сделала это дерьмо. Если и была боль, которую я не любил, так это когда мой чертов член сжимали, в то время как я был готов взорваться.

Элис обмакнула ложку в арахисовое масло и поднесла ее к моим губам, пока я сужал глаза.

— Тебе понравится, — пообещала она.

Я открыл рот с пустым выражением лица, но внутри я чувствовал себя таким же цельным, как ребенок в моих воспоминаниях. До смерти отца. До того, как Мариэлла сломала меня. И хотя я знал, что это временно и как только Элис уйдет, я снова погружусь в хаос своего ущербного существа, но сейчас я хотел притвориться, что исцелился. Только ради нее. 

Наконец-то у меня появилось свободное пространство в комнате для отдыха и у меня закончились оправдания. Мне нужно было открыть пакет с уликами, в котором находились вещи Гарета.

Я сидела на своей койке, скрестив ноги и смотрела на него, как на тикающую бомбу, которая только и ждет, чтобы взорваться.

Я даже не знала, почему было так трудно его открыть. Я собрала вещи в его старой комнате дома, перебрала коробки, которые прислали из академии, когда освобождали его койку. И все же было что-то в одежде, которую он выбрал в день своей смерти, что заставило меня насторожиться.

Зная, что это был последний наряд, который он когда-либо надевал… некоторые из последних небольших решений, которые он когда-либо принимал. Эти вещи были рядом в его последние минуты, когда меня не было…

Я испустила долгий вздох и сорвала печать на верхней части черного пакета.

Я нерешительно просунула пальцы внутрь и вытащила его любимые кроссовки. На протекторе еще оставалось немного грязи, а неоновые оранжевые шнурки заставили меня на мгновение улыбнуться, когда я вспомнила, что говорила ему, что он выглядит как яркий придурок. Пара черных носков была свернута в клубок в одном ботинке, а его боксеры были в другом.