Тайны Старого Кёнигсберга. Хранить – внимание – строго – в недоступном для пап и мам месте

Ночь - квартира, как квартира; семья, как семья; конун Рождества. Завтра; о, да; наконец то праздник - любимый - а Радости; как констатировал Папа, как констатировала Мама; в доме ни-ни - не наблюдается. Так где же, коли не наблюдается, эту не наблюдающуюся искать? В Сказке? - возможно. В Сказку, а ночь перед Рождеством она особенная, герои наши главные - девочка и мальчик, Машенька и Альбертик - и отправились. Много - и жадину-говядину В. В. Втуалетохотелова, и злыдня Ф. Ф. Шлёпашкурова, и крахабора П. П. Куранеклюева; другие - много, кого они в Сказке повстрчали; много, где они в Сказке побывали; много, какие они в Сказке тайны обнаружили. А, вот, Радость! - Дед Мороз - спасибо - подсказал - наши главные герои обнаружили в жизни; в жизни реальной; у себя, что называется, прямо таки под носом; у себя, что называется, прямо таки под боком. Где и в чём именно? - конечно - разумеется. Но, с вашего позволения, об этом! - всё, как и полагается - в самом, в самом конце повествования.

Было – и не недавно, и не давно; и вообще – вне Времени, вне Пространства; читайте, убедитесь сами. Вне Времени, в тридевятом царстве, в тридевятом регионе; в старинном пре-старинном городе Кёнигсберге; в самый, в самый канун Рождества.

– И что? – не видать? – дождь?

Это, девочки и мальчики, Папа – подошёл, обнял за плечи стоящую у окна Маму. Папы – ровно, как и мамы – они, знаете ли, у всех – у всех, у всех, у всех имеются. Ну, а если папы и (или) мамы у кого то вдруг нет – к сожалению – к величайшему – то они, знаете ли, всё равно – всё равно, спасибо Боженьке, есть; всё равно, спасибо и им самим, деток своих любят; и хранят, и берегут, и заботятся. Даже! – ох, и не стоило бы – сикрет! – не стоило бы мне об этом – даже, и это относится уже ко всем, когда не очень то своих пап и мам детки и слушаются. Так – детки. Про меня – этаких откровений, этаких строк автора – ни папе, ни маме ни-ни – не выдавайте. Договорились? – договорились. Так вот. Папа – ну, который подошёл – подошёл, обнял за плечи стоящую у окна Маму – и, разумеется, стоящая у окна Мама – это, девочки и мальчики, папа и мама не вообще – не просто – а папа и мама девочки Машеньки и папа и мама мальчика Альбертика.

– Увы – не видать – дождь.

Речь; как, надо полагать, вы уже догадались; шла о самой-самой. О первой – о звёздочке. Помните? – Рождественскую.

– А вон – на площади. Ёлку – на ёлке видишь?

– Ёлку? – вижу – ценность ты наша – традиционная – вижу. Ну, а наша? – пластиковая – часа, наверное, три наряжала! – радовает или не радовает?

Ёлку, вообще то, из окон их квартиры на втором было видно не особо – дождь, деревья; дома соседние – но, вот, звезду! – красную – красную, красным же и переливающуюся – звезду, повезло, из окон их квартиры на втором было видно и видно великолепно. Но – не взирая, не смотря – ни на найденную, хоть и не на небе, Папой звёздочку; ни на наряженную, хоть и не настоящую, Мамой ёлку – сказочного, праздничного, рождественского настроения – Радости – конечно – Радости – ни в квартире вообще, ни в сердцах в этой квартире проживающих в частности – да – бывает – ни в квартире вообще, ни в сердцах в этой квартире проживающих в частности не прибавилось.

– Радовает, не радовает; дождь, не дождь. Чушь! – выдумки – сказки. Как это там? – в песни то? Мы рождены: чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и… Тьфу! Не прицепилась бы – прицепится, не отстанет.

Со слухом, конечно же, у… С тем, который музыкальный. Со слухом, конечно же, у Папы было не очень. Нет. Не то, чтобы он не мог петь вообще – “ладушки, ладушки; где были у бабушки”, если не придираться, в его исполнении слушать было ещё можно – можно – но, скотина этакая, медведь! – а кто то, кто именно мы уточнять не будем, утверждает; что после медведя ещё и слон – медведь, вредитель-пакастник, Папе на ухо всё таки наступил – наступил, не побрезговал; да ещё и потоптался. И, скажу я вам, с голосом! – а, вот, знайте! – и с голосом, не баритон, Папе тоже; тоже не повезло. И то, что начатая было Папой песня прицепиться к нему не успела – а, ведь, могла бы – могла бы и успеть – можно, пожалуй, считать: и для всей семьи восхитительнейшим рождественским чудом – а Радости – в замен – и для всей семьи восхитительнейшим рождественским подарком – а в сердца – в утишение. “Дождь? – нет мороза, нет зимы?” – не унимался; уж лучше бы, хрен с ней, она привязалась; не баритон Папа. “Пусть – пусть”! “Резину – а?! – экономия! – резину, Мама, на зимнюю менять необязательно”.

– Говорят, что если в ночь перед Рождеством смотреть на одну и ту же звезду – двоим – влюблённым – то они – влюбленные – то они могут между собой переговариваться. Да – на расстоянии.

И, смотрите ка, даже она – экономия – даже она не вызвала у Мамы ни Радости; ни … ни просто напросто сколь либо сказочного, сколь либо праздничного, сколь либо рождественского настроения. Наоборот – за-философствовала.

– Ну, ведь, придумала – признавайся – придумала? Ладно. Конечно – что это за Рождество? Без мороза, без снега – без Радости.

Сник – загрустил, прижимая к своему плечу плечо Мамы, теперь уже и Папа.

– Мама, Мама!

– Расскажи сказку, расскажи сказку!

А это – девочки и мальчики – это, знакомьтесь, как раз они и есть. Девочка, прошу любить и жаловать, Машенька – девочка, как девочка – на вас, девочки, на всех сразу и на каждую в отдельности очень даже похожая – и, прошу любить и жаловать и его, мальчик Альбертик – мальчик, как мальчик; на вас, мальчики, на всех сразу и на каждого в отдельности очень даже похожий тоже; тоже соответственно. Вкусняшки – конфеты-пряники – побросали. Занимашки – книжки-игрушки – побросали. К Папе, к Маме – из детской – в гостиную – услышали – к Папе, к Маме бегом; прыгают: расскажи, да расскажи.

– А вот я уже и рассказала – про звёздочку.

– И про влюблённых?

Машенька, мальчики извиняйте, была Альбертика немного постарше – постарше.

– И про влюблённых.

– Мама – а Радость? – про Радость ты не рассказывала.

Это; чуя, что от Машеньки с её влюблёнными толка уже не будет; принялся за дело Альбертик.

– Ой. А который, влюблённые вы мои, сейчас час? – половина! Так – а…

– Ну, Папа!

Перебила – на самом-самом-самом – не дала. Прекрасно – прекрасно осознавая, что за папиным “так” последует – а за “так”, если честно, вообще редко когда что либо слух не коробящее следует – перебила, не дала договорить Папе Машенька. Но – прекрасно осознавая и то, что с Папой спорить бесполезно – вы, кстати, не пробовали; нет? – на этом самом “ну” – довольно – достаточно – на этом самом “ну, Папа” и остановилась – папа есть папа, папу надо слушаться; а если и не слушаться, то себе дороже.

– Я – мама сейчас. Ты – мама в будущем. Как бы, Машенька, нам – мамам – нашего Альбертика спать уложить, а?

Даааа. Маму – согласитесь – слушаться намного – намного приятнее. Шепнула, значит, чего то там Машеньки на ухо – а шепнула чего, чего именно, мы с вами только что под-слушали – ииии… и вот – пожалуйста. Отвратительнейшее – ненавистное, не сулящее адресату ничего приятного “так” – не частица, нет – наречие – звучит – отчеканивается – отчеканивается; а по другому, извините, здесь уже и не скажешь; не из уст Папы – как же – если бы – а из уст, Папа учись, из уст Машеньки.