Шрифт:
Мария:
— Да… Дезире так говорила.
Бонакэ:
— И что же? Герцогиня вам не высказывала своего удивления по поводу такой перемены в муже?
Мария:
— Не помню… впрочем, постойте… раз или два герцогиня говорила: «Не понимаю, что за фантазия вдруг явилась у герцога выезжать со мной? Он не сводит с меня глаз, точно шпионит за мной».
Бонакэ:
— А каков был до этого времени характер у герцога? Не изменился он с некоторого времени?
Мария:
— Нет, герцог оставался по-прежнему очень кротким, очень добрым ко всем, занимался только насекомыми, составлял из них коллекции.
Бонакэ:
— И вы все-таки и не думаете, чтобы герцог подозревал жену? Ради Бога, вспомните получше.
Мария:
— Нет, я ничего не помню.
Бонакэ:
— Боже мой! Боже мой, ничего!
Мария:
— Я в этом не виновата! С некоторых пор у меня такая слабая голова, и потом я стараюсь как можно меньше вспоминать.
Бонакэ:
— Умоляю вас, постарайтесь припомнить.
Мария:
— Зачем? К чему это послужит?
Бонакэ:
— Все-таки постарайтесь припомнить!
Мария (поднося руку ко лбу):
— Постойте! Действительно, герцогиня раз сказала мне: «Никогда бы не подумала, что герцог, со своим смешным лицом, может навести на кого-нибудь страх, а между тем он испугал меня».
Бонакэ (вздрогнув):
— Кончайте! Кончайте!
Мария:
— Герцогиня сказала: «Недавно утром я одевалась, сидя перед зеркалом. Герцог, против обыкновения, пришел ко мне, чтобы спросить, не передумала ли я ехать вечером на бал. Я отвечала, что не поеду. Я переменила намерение, потому что назначила свидание, ты знаешь кому, малютка (герцогиня так меня называла). Муж ответил на это с обычной кротостью и покорностью: «Хорошо, хорошо, мой друг». Но он забыл, что в зеркале мне видно было его лицо. И оно, всегда такое добродушное, вдруг приняло такое ужасное, почти свирепое выражение, что мне стало страшно, и я невольно быстро обернулась к нему. Но он нисколько не удивился, продолжал смотреть на меня с отвратительным выражением и точно шутя сказал мне: «Фи, фи, какая злая жена! Не хочет ехать на бал! А я с радостью хотел проводить ее!»
Бонакэ (вскакивая):
— Мария! Вы уверены, что это было именно так? Вы помните рассказ герцогини во всех подробностях?
Мария:
— Конечно. Но что с вами?
Бонакэ (дрожащим голосом):
— А когда герцогиня заболела, то герцог пришел в отчаяние, выказал себя заботливым мужем?
Мария:
— Да, он хотел вместе со мной ухаживать за герцогиней, быть при ней неотлучно. Это ей надоедало, но он так плакал, казался при виде ее страданий таким несчастным, что у нее не хватило духу прогнать его.
Бонакэ:
— И в ту ночь, когда вы во сне проговорились об эшафоте, о мести, кроме вас и герцога никого не было в комнате герцогини?
Мария:
— Да, никого больше.
Бонакэ:
— И он нашел яд в вашем комоде?
Мария:
— Он.
Бонакэ (в радостном опьянении):
— Боже! Благодарю тебя! Ты услышал меня! (Бежит к двери, стучит в форточку.) Отоприте! Отоприте!
Мария:
— Мсье Бонакэ, вы оставляете меня?
Бонакэ:
— Отворите же скорей!
Тюремщик (входит и тихо говорит доктору):
— Извините, милостивый государь, я встречал палача и шел вас предупредить, что уже четверть восьмого.
Бонакэ (с изумлением):
— Что такое говорит этот человек?
Тюремщик (тихо):
— Я говорю, что уже четверть восьмого, а назначено ровно в восемь. Надо вести бедную женщину на одевание.
Бонакэ (в ужасе):
— Боже мой! Слишком поздно! Я сойду с ума! Нет! Следователь здесь? Где смотритель? Ведите меня скорей к нему! (Марии.) Мужайтесь, надейтесь, ждите! (Уходит.)
Мария:
— Он не в силах проститься со мной. Бедный мсье Бонакэ! Я его понимаю!
Тюремщик:
— Милая барынька, не угодно ли вам идти со мной?
Мария (затрепетав):
— Ай!.. Уже!
Тюремщик:
— Нет, нет, барынька… еще нет, честное слово. Я бы сказал откровенно. Это… (Затрудняясь.) это просто маленькая формальность. Пойдемте.
Мария:
— Идем.
(Уходит с тюремщиком.)
LIV
Низкая комната в тюрьме. Мария сидит на стуле с привязанными за спину руками; палач обрезает ей волосы. Сбоку стоит священник с распятием. В глубине комнаты помощники палача, стража, жандармы.
Мария бледна, как полотно. Она кажется неподвижной и не сознает, что происходит вокруг нее. Время от времени священник протягивает ей распятие, и она машинально целует его.
Палач (необыкновенно учтиво):
— Будьте добры, сударыня, не угодно ли вам нагнуть голову немного вперед. (Говоря это, он нагибает ей голову.) Очень хорошо, сударыня, превосходно; вот так; вы очень любезны, благодарю вас. (Волосы Марии падают под ножницами. Палач в сторону.) Великолепные волосы! Красивая, белая шейка! Жаль!..