— Вот эта старушка в круглом чепце, не правда ли, доктор? Ну, хоть я и ничего не понимаю в живописи, но с уверенностью скажу, что у вашей матери было золотое сердце. Посмотри, Жозеф.

— Да, правда; мне кажется, стоило ее увидеть, чтобы сейчас же полюбить.

— Но как смешно, — сказала Мария, сравнивая портреты плебеев и аристократов, — вон важная барыня в придворной мантии, а тут простая женщина в чепце. Но, при всем этом, почему бы и не так? — прибавила Мария, как бы отвечая себе на тайную мысль.

— Милая г-жа Фово, будьте откровенны, как всегда, скажите все, что думаете, — попросил доктор.

Жозеф ждал, что скажет жена, чтобы знать, должен ли он выразить удивление по поводу брака его друга с аристократкой, и сказал:

— Не бойся, Жером. Если Мария не скажет всего, что на уме, значит, у нее отнялся язык.

— Моя мысль очень простая. Сперва я подумала: «Вот тебе раз! Доктор, который дружил с мелкими торговцами, и вдруг женился на благородной, прекрасной даме, у которой родители были придворные! Смешно!» Потом я рассудила так: «Чего же я удивляюсь? Ведь они любили друг друга, подходили друг к другу и поженились, — вот и все. Будь я дочерью крупного банкира, разве это помешало бы мне выйти замуж за Жозефа, потому что он мелкий торговец? Или будь Жозеф банкиром, разве он не женился бы на мне?»

— Как бы не так! Да я бы скорее позволил изрубить себя на куски, чем отказаться от тебя.

— Еще бы, мсье Жозеф! — рассмеялась Мария, делая кокетливую гримаску. — По-моему, доктор, если Местные люди понравятся друг другу, полюбят, то проще всего — им жениться. Здесь их богатство и дворянство ничего не значат, — от них ни тепло, ни холодно. Кто же бывает влюблен в благородное происхождение, и кто станет целоваться с экю? Но надо сказать одну вещь, — прибавила Мария растроганным голосом, обращаясь к г-же Бонакэ, — вы, сударыня, знатная дама, а гордости в вас совсем нет. Это доказывает, что у вас доброе сердце, и я чувствую себя с вами так же свободно, хорошо, как и раньше, когда еще не знала, кто вы. Да, вы не гордитесь!

— Вы ошибаетесь, — отвечала Элоиза, дружески протягивая Марии руку, — я горжусь, очень горжусь, что по одним рассказам мужа поняла, какое у вас прекрасное сердце, какой милый ум и характер.

— В самом деле? Вы находите? — ответила Мария, с чувством пожимая руку г-же Бонакэ. — Ну, тем лучше! По-настоящему ваши комплименты должны бы стеснять меня, а я, напротив, чувствую себя счастливой за Жозефа и за себя. Может быть, это заносчиво, но, что хотите, не могу не ска-зать того, что думаю.

В эту минуту вошел старый слуга и что-то прошептал на ухо г-же Бонакэ.

— Мой друг, — сказала она мужу, — уже восьмой час, а г-на Дюкормье нет. Мне кажется, что мы можем обойтись с ним без церемоний?

— Анатоля задержало какое-нибудь непредвиденное дело: конечно, иначе он не опоздал бы. Но что за стеснения между друзьями? Давайте обедать.

Элоиза сделала знак лакею, и он вышел.

— Отлично, идем обедать. Это лучшее средство, чтобы заставить поскорей приехать этого мямлю Анатоля, — сказал весело Жозеф.

— А так как мы привыкли обедать в пять часов, то я голодна как тигрица и сейчас же отлично вылечусь от болезни, не советуясь с вами, мой бедный доктор, потому что…

Мария прервала на полуслове, заметив, что муж делает ей какие-то знаки. Жозеф, не отличавшийся особенно утонченным обращением, все-таки старался дать понять жене, что не следует говорить о своем аппетите.

— Что такое, Жозеф? Что с тобой? — спросила Мария.

— Со мной? Ничего, решительно ничего, — поспешил сказать Фово, краснея до ушей, — я… я искал, куда положить твою шаль.

Действительно, честный малый до сих пор все держал на руке шаль.

— А! Понимаю! — расхохоталась Мария. — Ты таращишь на меня глаза, потому что я сказала, что у меня хороший аппетит. Ведь правда?

— Да нет же, нет! — говорил Жозеф, краснея все больше. — Уверяю тебя, что нет!

— А в самом деле, может быть, в хорошем обществе не полагается говорить, что чувствуешь голод? — спросила Мария, весело взглянув на Элоизу. — В таком случае, извините, сударыня.

— Наоборот, вы извините нас, что мы заставили вас не обедать до сих пор, и, рискуя, что г-н Фово и меня пожурит, признаюсь вам, что я очень голодна. Но, к счастью, обед подан, — прибавила г-жа Бонакэ, видя, что лакей открывает дверь из гостиной в столовую. — Г-н Фово, вашу руку, пожалуйста.

— Тем хуже для Анатоля! — сказал доктор, предлагая руку Марии. — Он застанет нас за обедом. Это научит его не иметь непредвиденных дел.

И все четверо пошли в столовую. Стол был сервирован скромно, но с замечательной чистотой.

— Неточность Анатоля не удивительна, — сказал доктор. — Для холостого человека перебраться на другую квартиру не Бог знает что, а все-таки наш друг занялся этим и опоздал.

— Как? Анатоль переезжает на другую квартиру? — спросил Фово.

— Да, ты, правда, не знаешь еще, что Анатоль будет жить в нашем доме.