Шрифт:
И тут! Сильный рывок! Меня резко дёрнуло, всё во мне сотряслось – это кончилась верёвка и вытянулась под моим весом. Я подняла голову и увидела на краю утёса Андерсена: он стоял, широко расставив ноги, и держал обеими руками мою страховочную верёвку… Я не успела опомниться, как меня стало болтать взад-вперёд мимо скал, в глазах мелькали то стена утёса, то речка, то лес, то ребята, и снова стена утёса…. Помощник инструктора в байдарке поймал меня, качающуюся над рекой, за ноги, помог опуститься в байдарку, и я замолчала.
– Ну вот, а ты боялась, – ободрительно сказал мне загорелый парень, работая вёслами, он щурился от солнца и улыбался. А мне всё ещё не верилось, что прыжок позади и подо мной сиденье байдарки – твёрдая деревянная перекладина. С вершины Омутного мне махали ребята-альпинисты, Андерсена с ними уже не было. Я растерянно смотрела мимо утёса, мимо парня с вёслами, расположившегося напротив меня, куда-то сквозь лес и тёмную воду Чусовой.
– Юлька, ну ты чего сидишь, как памятник? Вылезай, давай руку! – встретила меня Жека.
Я взяла её руку – горячую, сухую, уверенную, и слёзы подошли к горлу. Я неловко отводила глаза от ожидающих на берегу ребят и юрких огоньков Женькиного взгляда, мысли неуклюже разбредались в голове, я не могла собрать их и выразить словами. И в то же время мне стало так легко и радостно, ведь жизнь моя продолжается…
Да, жизнь действительно продолжалась: вот инструктор готовит обед, размешивая лодочным веслом сахар в огромной кастрюле с компотом, вот Жека развешивает на верёвку мокрые полотенца и купальники, вот я поднимаю голову, подставляя лицо ветру и солнышку, ведь погода решила сменить гнев на милость, пропустив солнечные лучи сквозь редкие тучки. С бивака доносятся гитарные переборы, мне спокойно и светло на душе, и тоже хочется взять в руки гитару. Я почти не умею играть, так, пара-тройка песен, которым меня выучил папа. Но душа просит, и отказать ей становится невозможным. Я устраиваюсь на бревне у костра рядом с музыкальной компанией, поправляю полосатые гольфы, натягивая повыше на икры, Антон передаёт мне гитару. Что петь? Спою свою песню, слова которой возникли словно сами собой и легли на бумагу, да и мелодия подобралась легко. Папа добавил несколько аккордов, украсивших этот нехитрый мотив, так получилась песня, которую мы полюбили.
Мы
Превращаются друзья в знакомых,
А деды словно раритет.
Листая старые фотоальбомы,
Мы вспоминаем, кого с нами нет.
Вчера мы ждали чудо,
Сегодня ждём трамвай.
Немытая посуда
И старый горький чай –
Лелея вечные проблемы
Скомканной жизни нашей,
Мы заполняем в ней пробелы
Густой и жидкой манной кашей.
Спешим на службу и на рынок,
И дни из грядок и из пробок,
Светофоров, банок, крынок,
Сумок, дырок, остановок.
Придя домой, возьмём газету,
Что колыбелью для души.
И станем мы читать про эту
Чёрно-белую нашу жизнь.
– Не слышал раньше такой песни, чья она? – обратился ко мне Егор, в прошлом заядлый турист, а теперь глава семейства, молодой отец озорной девчушки Леночки.
– Моя, – улыбнулась я.
– Да ну, чья песня-то? – не поверил Егор.
– Это Юля сочинила! – вступилась за меня Жека.
– Перепиши слова, – всё ещё с недоверием смотрел он на меня.
Я передала гитару Егору и он продолжил вечер песней Чайфа:
– От старых друзей весточки нет, грустно. А на душе от свежих газет пусто, и от несвежих невелика потеха, правда вот был армейский дружок, уехал.
Нам стало привычным укладывать вещи в рюкзаки, надёжно пакуя в полиэтиленовые мешки, собирать и разбирать палатки, натягивать и отвязывать верёвки от еловых стволов, обживать новые и новые места. Чусовая удивляла меня своими живописными берегами: суровая, самобытная природа, и потому потрясающе прекрасна. В недвижимых утёсах, в бесконечной зелёной тайге чувствовались сила и мощь. Несмотря на дожди и неизвестность, в которую мы продвигались на мелком судёнышке всё дальше и дальше, я ощущала здесь покой и уют. Опорой и защитой мне были нерушимые стены скал. Нас ждала следующая днёвка напротив камня Великан, чья высота достигала ста двадцати метров – самого высокого на реке Чусовой, – как четыре наших городских девятиэтажки, составленных друг на друга! Он устроился на излучине, где река делает очередной поворот, плавно огибая огромный утёс. «Только бы не было дождя! Только бы не было!», – вертелось у меня в голове, так хотелось забраться на этот утёс в сухих кедах. Ведь стоит камням едва намокнуть, как подошва обуви предательски скользит, усложняя путь. А скатиться с Великана радости мало.
Но вечер выдался тихий, без дождя, Филиппович восседал на своём царском кресле, разложив обе руки по подлокотникам, хмуро глядя из-под панамки. Инструктор готовил ужин, подставляя загорелую спину жалам комаров. Антон развешивал сырое полотенце да рубаху на верёвки, а Никита Волшебник качал баллоны катамарана. Интересно зачем, отплываем только завтра в обед. Вот ребята медики Маша и Влад с вёслами в руках подошли к катамарану. Что они затевают?
– Ребята, вы домой сбежать решили? – кричит им Костя с бивака.