Я все еще встречался с Синди Лу, но расстояние между нами тоже увеличивалось, и хотя мне было больно это допускать, я не пытался исправить ситуацию по этой причине. По правде говоря, я не был уверен, почему она так спокойно относится к моему дерьмовому поведению, но я также не был достаточно порядочен, чтобы отрезать ее.

Если бы я был лучшим человеком, я бы разорвал с ней отношения. Но я мог признать, что поступил эгоистично в этой маленькой вещи. Мне казалось, что в эти дни я слишком много времени провожу в одиночестве, и было трудно найти хоть какой-то контакт с кем-то, кто был мне дорог. Я стал чаще бывать дома, когда мог, но это было всего на час или два по вечерам, потому что у Короля почти всегда были какие-нибудь дела на выходных. Поэтому все, что мне удавалось, — это время от времени проведывать Эллу и маму, фальшиво улыбаться и надеяться, что известие о моей смерти не слишком сильно ударит по ним.

Меня убивало то, что мне приходится заставлять их проходить через это, но я просто должен был убедиться, что моя смерть будет правдоподобной. В последний раз, когда я видел Эллу, я крепко сжал ее и сказал ей, что она мой маленький ангел и ей суждено в один прекрасный день высоко взлететь и парить вдали от этого места. Глупо надеясь, что она сможет прочитать между строк этого непонятного заявления и понять, что у меня все еще есть план, как вытащить нас отсюда. Но я знал, что это глупая надежда. Завтра она узнает о моей смерти, и я знал, что это сокрушит ее сильнее, чем что-либо другое в этом мире. Мы были всем друг для друга. И мне оставалось только надеяться, что она сможет простить меня, когда я буду в достаточной безопасности, чтобы связаться с ней и уговорить ее присоединиться ко мне, где бы я ни оказался.

Так что да, я был эгоистичным мудаком, когда дело касалось Синди Лу, и я продолжал встречаться с ней, нуждаясь в контакте ее горячей кожи с моей, в ощущении наших тел, соединенных вместе. И чем более отстраненным я казался, чем грубее был и чем более ровным тоном разговаривал с ней, участвуя в ее ролевых играх с Драконом, тем сильнее она кричала для меня. Так что я догадался, что она тоже что-то получает от этого, помимо отстойного парня. Я просто хотел бы быть для нее лучшим.

Мой Атлас пикнул, и я достал его из кармана, обнаружив письмо от Лоренцо, которое ждало меня. Он умолял меня встретиться с ним и говорил, что мы нужны друг другу, что мы практически семья, и что я не могу продолжать удерживать его. Чувак говорил так, будто пытался уговорить меня встретиться, потому что ему действительно нужна моя компания. Но я знал лучше. Ему просто нужно было больше Киллблейза.

Месяцы якобы отучения его от этой дряни с помощью ослабленных доз Киплингов, похоже, ничего не сделали, чтобы уменьшить его тягу к наркотику. Если уж на то пошло, он отчаянно нуждался в нем, как никогда, несомненно, желая получить более сильную дозу, к которой он привык до моего вмешательства.

Я отправил ему ответное сообщение, сказав, что скоро буду, поднялся на ноги и пересек комнату. У меня был тайник, спрятанный за плакатом Солярианской Питбольной Лиги на стене, и я быстро открыл его, распустив иллюзию, скрывающую его, и потянулся внутрь, чтобы взять маленькие пузырьки с Киллблейзом, а затем положил их в карман и отправился на встречу с Лоренцо.

Я прошел по коридору и начал спускаться по лестнице, как вдруг мой Атлас снова зажужжал, на этот раз с сообщением. У меня пересохло во рту, когда я увидел, что оно от Короля, и я быстро открыл его, чтобы прочитать.

Король:

Сегодня полнолуние, не опаздывайте.

Как будто я в состоянии забыть о полнолунии. Весь мой мир вращался вокруг того, чтобы приводить жертв на его ежемесячные собрания самоубийц, и я постоянно испытывал тошноту и чувство вины за ту роль, которую мне приходилось играть в том, чтобы приводить бедных, безнадежных фейри на собрания его поганого культа.

С другой стороны, последние два фейри, которых я привел к нему, не захотели покончить с жизнью и были отправлены обратно в свое жалкое существование со стертыми темной магией воспоминаниями. Я надеялся, что мне удалось дать им достаточно сил, чтобы захотеть жить, потому что я ставил перед собой гребаную задачу делать это с ними всякий раз, когда мне присылали новую цель. Но, конечно же, сегодня в очереди стояла еще одна жертва.

Марни Таболт была грустной и отчаявшейся душой, но я прилагал все усилия, чтобы спасти и ее. Проблема заключалась в том, что я не был уверен, что мои усилия хоть что-то изменили в ее отношении, и у меня было больное и отчаянное чувство, что если она сегодня вечером выйдет в лес, чтобы встретиться с Королем, она не выйдет обратно из этих деревьев.

Я облизал губы, набирая ответ, думая, есть ли хоть малейший шанс, что я смогу предотвратить это, просто сказав Королю, что, по моему мнению, она не является подходящим кандидатом. Мое сердце колотилось от страха перед ложью, которую я собираюсь сказать, но, черт возьми, как он вообще узнает об этом? И даже если узнает, он будет думать, что я уже мертв, так что мне не стоит беспокоиться об этом, и это может быть единственным шансом спасти эту девушку.

Гарет:

Я не уверен, что она готова. Может, нам стоит подождать?

Мое сердце бешено колотилось, когда я задержался на лестнице, напуганный и взволнованный одновременно, поскольку я ждал, что он скажет в ответ на это. Он явно доверял мне сейчас. Узы, которые он наложил на меня, были настолько слабыми, что я чувствовал, что в эти дни мои мысли принадлежат только мне. Он купился на идею, что я полностью согласен с Черной Картой, так что, несомненно, это должно было вызвать у него хоть каплю уважения? По крайней мере, настолько, чтобы он прислушался к моему мнению по такому вопросу.