Если бы кто-то спросил ее, что она чувствовала в тот вечер, она бы сказала, что ничего. А и правда, не было ничего – ни страха, ни тревоги, только какая-то гулкая, звенящая пустота внутри. С этой пустотой Женька плясала на городском празднике Купалы, прыгала через костер, целовала любимые губы под венчальным венком. С ней же, чуть позже, утомившись от веселья, прилегла на траву отдышаться.

Пустота лопнула только когда, проснувшись на поляне в полном одиночестве, Женька отправилась искать Стаса. И нашла. В кустах, в обнимку с другой, обнаженной девушкой, чьего имени не знала и никогда не хотела узнавать. И вот тогда на место пустоты пришла чистая, без каких-либо примесей, боль.

Она закричала, заскребла ногтями по груди, в надежде вырвать себе сердце, чтобы не болело, побежала прочь… Стас кинулся следом. Он был хорошим парнем, неплохим в общем-то человеком, и вовсе не собирался расставаться с возлюбленной, ну, или хотя бы расставаться со скандалом. Эта девушка… Она была ошибкой, он был пьян, да и не уверен, что что-то между ними вообще было. Стас хотел донести это до Женьки, но…

Другая, возможно, простила бы его. Кто-то наверняка даже сделал бы вид, что ничего не случилось. Только не она. Да и как тут забыть, если в груди жжет каленым железом, перековывает, переплавляет внутренности, сушит кости Ее Величество БОЛЬ? Боль от предательства, боль от сердца разбитого.

А дальше… Кто-то говорил, что сама она прыгнула, кто-то – что Стас ее толкнул, только закончилось все трагедией, как и положено в Купальскую ночь разбитому сердцу. Оступилась Женька с обрыва, и вроде неглубоко в том месте было, да за корягу на дне венком Купальским зацепилась. Дергалась-дергалась, пока весь воздух не вышел… Стас только минут через пятнадцать догадался на помощь позвать, когда она уже посинела вся, от того, к слову, и виноватым сделался в глазах людей, мол, раз не сам – что ж сразу на помощь не позвал?

Похоронили Женьку, оплакали, как полагается, да только судьба ее уже заранее предопределена была. Всем известно – те, кто в Купальскую ночь от большой любви тонут, на тот свет не идут, остаются, место стерегут, да любимого ищут.

Байку эту, про девушку, из любви в омут кинувшуюся, я слышала от знакомых и друзей. Так уж вышло, что Стаса мне довелось узнать лично – да, да, того самого Стаса, героя этой печальной городской легенды. Мы познакомились с ним уже после этой трагедии, и, я вас уверяю – тогда это был совершенно нормальный, адекватный парень. А еще вполне себе живой, что в корне противоречит логике русалок. Он на все важные даты к реке таскался, венки по воде пускал в память о любимой, все виноватым себя чувствовал, а русалка, которая по всем законам жанра должна была его уже забрать раз 10, не появлялась.

Но… кое-что странное все же было в том месте. Такое, что мешало полностью отвергнуть все мистические теории, хотя, при желании, конечно, все можно было объяснить быстрым течением, крутыми берегами или просто человеческой фантазией.

На берегу, в том месте, где утонула Женька, действительно часто гибли люди, причем именно после ее смерти. Нет, они и раньше тонули, куда ж без этого, но редко, а тут просто массово топиться начали, и, что странно, в основном мужчины, хотя случались и исключения – девушки тоже оступались, падали с обрыва, шли на дно. Не все из тех, кто в объятия русалки стремился, умирали – кого-то успевали спасти, кто-то сам выплывал, но все из выживших поголовно рассказывали потом всем желающим о тихом голосе, что их в реку заманивал.

Да что там утопленники – я и сама, прогуливаясь по берегу, пару раз видела что-то такое, непонятное. Вроде как девушку в белом платье… А может то просто туман и осока удачно на свету изгибались? Не знаю. И, наверно, не слишком хочу знать. Не мое это дело.

Но все же я сомневаюсь. Не в русалках, нет, в том, что есть в наше время любовь такая, без которой и дно речное – дом родной. Мне кажется, что вымерли все же русалки. Или я ошибаюсь?

Я до последнего не хотела верить в то, что происходящее со мной и моей семьей – правда. До последнего оттягивала неизбежное, потому что, ну, о таком обычно не говорят в приличном обществе так что я понятия не имела, что мне делать. Но теперь, когда моя маленькая дочь лежит на моих руках бледная и холодная, я больше не могу молчать. Вдруг это поможет кому-то.

Мы с младшей сестрой мужа родили практически одновременно, обе – маленьких, прехорошеньких девочек, к счастью, абсолютно благополучно и для меня, и для нее. Обычно в такой ситуации девушки начинают дружить – общие сферы интересов, похожие истории, переживания, проблемы – но… Если честно, ни я, ни она потребности в общении как-то не испытывали. А я еще и немного завидовала ей за то, что она жила со свекровью – своей матерью – которая во всем ей помогала, а у меня был только муж и я сама.

Когда нашим детям исполнилось по полгода, случилось страшное – племянница заболела, причем так, что ни один врач не мог поставить диагноза – ребенок плакал, температурил, кашлял… По всему выходило, что подцепила девочка какую-то простуду, только вот эта простуда не проходила со временем, а, казалось, набирала обороты. Тут уж, конечно, стало не до зависти – мы всей родней кинулись на помощь, чем могли – деньгами, контактами, временем. Не раз и не два в то время, в первые месяцы кошмара, я слышала в свою сторону фразы от свекрови «Почему наша, солнышко маленькое? Лучше бы ТВОЯ заболела», но, хоть мне и было больно и противно, я пропускала их мимо ушей, потому что, ну, момент такой, жутковатый, чего на эмоциях не ляпнешь, правда? Она же наверняка так не думает, моя дочь ведь ТОЖЕ ее внучка.