– Да, так он же вроде с собой покончил в тюрьме еще до суда, – вспомнил Лев обсуждаемое в кулуарах громкое и долгое расследование.

– Вот именно что, поэтому ее с тобой на похожую серию преступлений отправили, проверить, нет ли совпадений. Так что врагов особо она не нажила, к счастью.

– Ну тоже хорошо, можно эту версию оставить. Подумаю, пока конкретных деталей маловато, чтобы выводы делать. Утром сообщу, что еще в голову пришло.

Он не стал рассказывать Орлову о Дымове, обнаженной женщине на полустанке, странном поведении проводницы. Это отдельные факты, которые никак не укладываются в логическую цепочку. Сейчас лучшее, что можно сделать, – принять душ, выбрать вещи с чужого плеча и составить список вопросов на бумаге. Этот ритуал всегда помогал Гурову упорядочить мысли и действия, направлял его по верному пути.

Через несколько часов наконец проснулся аппетит, но трогать домашний обед, который великодушно предложил ему Егоркин, Лев Иванович постеснялся. Он порылся в шкафу, почти вся одежда оказалась ему по размеру, хотя выбор был и невелик: парочка спортивных костюмов да парадный костюм с отливом, лента «свидетель жениха» в кармане. «На свадьбу не собираюсь, так что буду спортсменом», – принял решение Гуров и переоделся в синий спортивный комплект из толстовки и штанов, наконец избавившись от въедливого жженого запаха. Сверху он накинул дубленку и кепку. Остальное после стирки проветривалось на провисших балконных веревках под зимним ветерком. Перед выходом Гуров окинул себя взглядом и не удержал смешок – из зеркала на него смотрел провинциальный полубандит из 90-х годов.

На скрип старых ступенек сразу откликнулась старая Настастья, дремавшая на своем посту у окна.

– Ох, как издалека на сыночку моего похож, такой же ладный! Прямо радостно на сердце. Прогуляться собрался? Это правильно, подыши, подыши воздухом. Места у нас хорошие. В церкву зайди, воды живой выпей, от всех болячек лечит, чудеса творит. По всей Рассеи ее знают.

– Да, пройдусь. До вокзала мне вот по этой дороге налево? Долго идти?

– А у нас поселок махонький, хоть налево, хоть направо иди. Дорога одна, от завода и до вокзала. Да церква между ними. Не ошибешься. Ты поди голодный, держи, угощайся. – Сухонькая ручка просунула между решеток сверток из салфеток. – Сама пекла блинчики, на нашей воде святой. Лежачую мою не поднимает вода-чудесница, так хоть блинчики на ней готовлю, добавляю помаленьку. Может, тебя подлечит, зеленый весь от работы.

– Спасибо! – Довольный неожиданным угощением, Лев Иванович забрал сверток и зашагал по узкой асфальтовой дорожке вдоль стареньких трехэтажек, по пути за пару минут расправившись с еще теплыми блинами.

До самого вокзала он практически не встретил ни одного взрослого человека. Вдоль полоски из низеньких домов шумела лишь пара школьников, пытавшаяся впрячь в санки большую лохматую дворнягу. По магистрали, которая разрезала город, проносились длинномеры. Судя по болтающимся бокам, они шли в глубину города пустыми, а обратно возвращались до отказа набитые грузом.

«Что они везут из этого поселка? Кажется, что-то Егоркин, а потом Настасья говорили о розливе святой воды. Может, она и святая, но после блинов плечо болеть не перестало», – на ходу размышлял Гуров.

Неспешно, чтобы снова не впасть в обморочное состояние, он дошел до низенького здания фельдшерского пункта. Снаружи старая постройка еще сильнее, чем изнутри, резала глаз неухоженным видом. Деревянные стены вспучились и местами прогнили, зияя черными проломами, все линии крошечного домика были перекошены, видимо, из-за просевшего фундамента. Рамы с облупленной краской, огромные пятна плесени по всему фасаду наводили на унылые мысли о крайней бедности поселка. Возле крыльца толпились пациенты, стараясь протиснуться поближе к худому священнослужителю в черной ризе. Тот монотонно читал молитву, окропляя огромной кистью людей перед собой.

В стороне от службы между черных лохматых кустов за происходящим наблюдал старый доктор. Он швырнул на землю окурок и примял его подошвой. Гурову без слов было видно, как раздражен происходящим старик. «Да уж, главный врач старается, лечит, лекарства выбивает, выслушивает претензии, а тут пришел поп со святой водой, и к нему люди в очередь с благодарностью», – посочувствовал он про себя раздосадованному медику. Сам, как сотрудник МВД, он тоже сталкивался с таким двойным отношением к его работе – претензии на медленное расследование от пострадавших, и при этом со стороны подозреваемых регулярные жалобы в превышении полномочий или ложных обвинениях. Отсюда оперативник и выработал свои принципы в работе, которые помогали ему долгие годы не сломаться перед соблазном раскрыть дело побыстрее, – честность и усердие. Поэтому доверяли Гурову и обращались за помощью все, кто работал рядом, зная наверняка, что тот разберется с трудной загадкой на совесть.

На вокзале уже не было толпы кричащих перепуганных пассажиров, их переправили автобусами на следующую станцию, люди, наконец, смогли добраться до конечного пункта своей поездки. Теперь на смену им пришли сотрудники МЧС и эксперты из МВД. Все вокруг пестрело сигнальными лентами, огораживающими место происшествия. Над искореженным вагоном трудились люди в форме, разбирая его на части, чтобы отправить на более детальное лабораторное обследование. Егоркина он нашел в знакомом помещении дежурки, только теперь она превратилась в следственный штаб. Прокурорский работник, усталый, уже не такой лощеный, как утром, в примятой рубашке, с растрепанной прической, стучал по клавишам ноутбука, записывая показания дежурного полицейского. Тот при виде Гурова вскочил, отдал честь, а потом с удивлением замер, так и не опустив руку. Егоркин тоже был удивлен внешним видом оперативника:

– Лев Иванович, вы как будто из фильма «Бригада».

– Хоть продуктами взрыва не пахну. Ты как, Андрей, уже закончил?

Но Егоркин в ответ лишь бессильно махнул рукой, работы еще конца-краю не видно. Весь день он без обеда и перерывов опрашивал свидетелей, записывая многостраничные протоколы, и сейчас мечтал лишь об одном – еде и сне.

– Тогда давай я еще пару вопросов задам свидетелю. Пойдем на свежий воздух. – Гуров кивнул, и полицейский пошел следом за тяжелые двери отдела.