В ответ Сергей угукнул и, поплотнее укутавшись в старый ватник, прошагал до забора следом за Львом Ивановичем:

– Ну, говорите.

– Ты помнишь проводницу, которая была в вагоне? Девушка, симпатичная. Вы с ней еще перемигивались насчет моего опьянения.

– Помню, – согласился Сергей. – Ничего такая, да.

– Ты ее раньше видел? И потом после взрыва она была на перроне?

– Новенькая, раньше не видел. А после взрыва я сразу с мамой в больницу рванул, про нее и не вспомнил.

– Ты же слышал, что твоя мама говорила, что за третьим вагоном была закреплена Светлана Селиванова. Куда она делась? Она работала в ту ночь, ты видел ее?

Парень задумался на пару секунд и пожал плечами:

– Да вроде не видел Селиванову, мне мамины подруги одинаковыми кажутся, может, и напутал чего. Но девчонку помню в третьем, красотка, только сильно наштукатурена, я такого не люблю.

– А как получилось, что она вместо Селивановой работала?

От вопросов настырного опера Горшков недовольно дернулся:

– Ну что вы как маленький, может, подменились. Всякое бывает, приболела, вот вместо нее новенькая и вышла. Начальник может и не знать, он у нас птица важная, на все только кривится, будто лимона откусил.

Лев Иванович вслушивался в тишину за околицей и видел, что старый Трезор тоже, навострив уши, наблюдает за кем-то, скрытым темнотой.

– Ничего больше не вспомнил? Кого-то, может, видел перед тем, как вагон взорвался?

– Да нет. – Парень вздохнул. – Мы ж, считайте, с вами рядом бежали все время, пока не грохнуло. – Он вдруг радостно ткнул в желтое оконце дома на другом конце улицы. – Вы вон к тете Соне загляните, она беляшами торгует на перроне с утра и до самого вечера. Она точно видела, кто из вагонов на остановке выходил. Идите, она не спит еще, беляши на завтра жарит. Отсюда запах чую.

– Спасибо, зайду сейчас, – обрадовался новому свидетелю опер.

Пожав парню на прощанье руку, Гуров зашагал по улице в сторону яркого желтого пятна. Аппетитный запах действительно полз по всему переулку, щекоча ноздри. Как собака по следу, он по запаху от беляшей дошел до крошечного кособокого домика, распахнул калитку и постучал в приоткрытое окно:

– Хозяйка, беляшами угостите?

Сгорбленная старенькая женщина испуганно метнулась к окну и с грохотом задвинула раму:

– Нет никаких беляшей, ничего нету! Картошечки себе решила пожарить на ночь, не запрещено законом! – выкрикнула она, разгоняя по кухне чад от шипящих на сковородке золотистых беляшей.

– Тетя Соня, не бойтесь, я штрафовать вас не буду, – зашептал Лев Иванович в оставшуюся щель. – Угостите свеженькими, я у вас еще десяток куплю.

Домашняя кулинарка остановилась, приоткрыла обратно окно и переспросила:

– Точно? Не обманешь? Вы москвичи такие, ушлые.

– Да клянусь. Так вкусно пахнет, что просто живот скрутило. Мне бы покушать, у вас магазины уже закрыты, а у меня за весь день крошки во рту не было.

– Ну заходи, открыто. – Пожилая женщина до сих пор вела себя настороженно. – Только деньги вперед давай, девять берешь, один в подарок. Ну ладно! Двумя угощаю, раз уж гостем моим стал.

– Спасибо!

Лев Иванович заторопился внутрь, навстречу манящему аромату. Там женщина ловко управлялась сразу с тремя сковородами на старой побеленной печи, скидывая готовые золотистые беляши в огромный таз и выкладывая новые порции пухлого теста. Гуров скромно пристроился на колченогом табурете, кивнул с благодарностью, когда перед ним оказалась эмалированная миска с двумя жирными, истекающими соком пухляшами. Он с удовольствием впился зубами в горячий бок беляша, а энергичная старушка, не отвлекаясь от своего конвейера, хмыкнула:

– Поди, спросить пришел, кого видала на перроне сегодня у поезда взорванного?

Рот был занят, и Гуров смог только утвердительно промычать в ответ. Женщина снова хмыкнула, довольная собственной проницательностью:

– Не за беляшами же по ночи из Москвы начальство шныряет. Ты не обижайся, что я на язык острая. Привыкла на вокзале отбривать, а то каждый из себя начальство строит. Штрафами грозят за незаконную торговлю, пассажиры тоже возмущаются, что антисанитария. А я десять лет их жарю, и все у меня кормятся. И вокзальные, и с железки. Проводники, обходчики, машинисты, все тети-Сонины беляши уважают.

– Понимаю их, тетя Соня, вкуснотища. Еще десяток с собой положите?

– Положу, положу. – Довольная комплиментом продавщица принялась с грохотом скидывать грязную посуду в старенькую жестяную раковину.

Наконец присела за стол, обтерла руки от муки и начала фасовать свои изделия в промасленные кульки, по ходу рассказывая о событиях утра:

– Я к пяти утра прихожу всегда, конкуренции меньше, а люди за ночь оголодали уже, свеженькое быстро разбирают. Считай, к обеду я отстрелялась, можно тесто заводить на новую партию. Ну и сегодня припоздала, по переходу бегу с сумкой, а поезд уже к станции подходит. И тут кто-то крикнул, я по сторонам туда-сюда. Только увидела, как кто-то в кусты сиганул прямо на ходу. С нашей стороны, где дома.