Это было чертовски красиво! А ведь я на него даже не смотрела — как отвела взгляд в первое же мгновение, так и стояла теперь, не смея шелохнуться. Но всё равно чувствовала его сумасшедшее, на грани возможного напряжение. С каждым разом его движения становились всё медленнее, из груди теперь уже вырываться натужный рык, но он всё жал и жал… И наконец, опустив гирю и часто дыша, упёрся руками в колени.

— Я, наверное, попозже зайду, — зачарованно промямлила я.

— Погоди…

Мощно выдохнул и выпрямился. Я не удержалась, всё-таки скользнула по нему взглядом: залитое потом, всё ещё пунцовое от усилий лицо, крепкий, не глупо раскачанный для картинки, но скульптурный, полный неподдельной силы торс. Ходящая ходуном широкая грудь и напряжённо поджатый на выдохах рельефный, с полным набором «кубиков» живот. Влажно закурчавившаяся, убегающая под низко спущенную резинку штанов дорожка волос от пупка и выпуклая паховая венка… Поняла вдруг, что пялюсь. Вспыхнув, попятилась.

— Нет, я, лучше, позже!

— Да стой, ты! — прикрикнул вслед Игнат. — Дуй, давай, вниз, в ресторан. Я сейчас обмоюсь и тоже подойду. Позавтракаем и сразу поедем, времени в обрез будет.

— В смысле… Куда поедем?

— Подружку твою спасать, куда ещё. Или ты передумала?

Будь моя воля, я бы на шею ему кинулась! Но в реале только ещё больше смутилась и, угукнув, побежала выполнять.

После завтрака мы действительно сразу уехали. Игнат был одет свободно, по-спортивному, и это само по себе создавало неожиданно лёгкое настроение: вроде того, как на каникулах в школу заходишь — а там учителя на расслабоне «по гражданке» ходят. А если учесть мою дикую радость от того, что я наконец-то сделала то, что обещала Верке — то мне и вовсе казалось, что я слегка пьяная. Пёрла эйфория. Хотелось болтать, шутить, и даже кокетничать. Но я честно держала себя в руках и просто молчала, глядя в окно.

Перед глазами упорно стояла картина: Игнат ест стейк. Со смаком и огромным аппетитом, уверенно орудуя ножом и вилкой. В то время, как я ковыряла свои сырнички с джемом и, украдкой наблюдая за его руками и выражением абсолютного кайфа на лице, понимала, что это уже ненормально. Ну не может так торкать вид мужика, пожирающего мясо! Но он торкал. До кома в горле и томления внизу живота. Мужчина, который знает чего хочет и, уверенно получая это, не скрывает удовольствия… Может, я, конечно, озабоченная идиотка — но разве это не сексуально?

В таких мыслях добралась наконец до города. К отделению полиции подходила с замирающим сердцем, ничего вокруг не видя и не слыша от волнения. Но вот Ларису засекла безошибочно, даже несмотря на то, что сегодня она была без своей алой помады и яркого макияжа, и это поразительно меняло её лицо, делая его практически неузнаваемым. Зато собеседник её был всё таким же — рыжеватым, низкорослым и настолько никаким, что я бы его точно никогда не запомнила, если бы он не был тем самым мужиком, который следил за мной после заварушки с Гордеевым.

Замедлила шаг… Но, опомнившись, поспешила укрыться за рекламной тумбой. И, наблюдая оттуда за ничего не подозревающей парочкой, всё больше убеждалась, что они хорошо знакомы и видятся явно не впервые. А ещё, только теперь, имея возможность как следует рассмотреть, я поняла, наконец, кого мне с самого начала напомнил этот мужик — того типа на остановке, который спрашивал, не пробегал ли здесь большой и бритый… Гордеев. И который, судя по всему, стрелял в нас пару минут спустя. И чем больше я на него сейчас смотрела, тем больше убеждалась — он не просто напоминает. Это он и есть! Он стрелял в Игната, он следил за мной потом. И вот теперь он мирно беседует с Лариской.

А она, между тем, затоптав окурок, опустила на глаза тёмные очки. Мужик ещё что-то сказал, она кивнула, и они разошлись в разные стороны.

Я проводила взглядом её затянутую джинсиками, обидно притягательную задницу. Ну и что теперь? В груди клокотало, и, если честно, это было злорадство. Меня так им захлестнуло! От предвкушения того, как выложу Гордееву увиденное аж под коленками зачесалось!

В этом нетерпении я и заявилась в Отделение. Там спросила кого нужно, мне сказали куда пройти. Я прошла, подождала минут двадцать… А когда пришёл совсем не тот человек — растерялась. Он же, открывая передо мной дверь кабинета, одобряюще кивнул:

— Проходите.

— Я… Извините, тут какая-то ошибка, мне именно Васильев нужен!

— Проходите! — тоном, не терпящим возражений, рявкнул он, и я обречённо вошла.

— Нет, всё-таки вы меня не так поняли! — обмирая от дурного предчувствия, внутренне заметалась я. — Мне по личному вопросу. Прям совсем по личному, это не имеет отношения к полиции.

— Васильев загремел в больницу, сейчас я за него. Абсолютно по всем, — мужчина многозначительно дёрнул бровями, — вопросам.

Долгая мучительная пауза, и он нахмурился.

— В молчанку играть будем, или дела решать?

— Какие дела?

— Ты мне мозг не выноси, Гончарова! Твоя Кравченко и так нормально уже вынесла.

— А… — услышав наши с Веркой фамилии, с облегчением выдохнула я. — Поняла. — Суетливо зарылась в сумочку, вынула конверт. — Вот, как договаривались.

Он прошёл вглубь кабинета, не вынимая из конверта пересчитал купюры.

— Почему так мало?

— Как мало? — похолодела я.