Какое облегчение! Внезапно Фай осознал, что остро нуждается в том, чтобы излить кому-либо душу. Что слова, полные горечи и боли, так и рвутся наружу неудержимым потоком. Что он больше не в силах хранить свою тайну и что признаться будет легко, ибо признание уже вертится на кончике языка.

Возьми часть моей боли, умоляю. Один я не справлюсь, не удержу на плечах такую тяжесть.

– Что случилось? – зашептала Эллианна, подходя к жениху, впрочем, не слишком близко, сохраняя между ними дистанцию, которую требовали рамки приличия. – Тогда, у нас дома, ты выглядел бледным и нездоровым. В этом дело? Ты ушел так поспешно, потому что почувствовал себя плохо?

– Да, Эллианна, да. Я чувствую себя плохо, очень плохо.

Никогда прежде они не говорили столь откровенно. На лице Эллианны лежали кружевные тени от веток деревьев, в глазах читалось неподдельное волнение. Поколебавшись, любимая протянула руку и нежно сжала его ладонь – вольность, на которую до свадьбы не решилась бы ни одна эльфийка.

– Я знаю, что ты был в плену. Тебя ранили? Ты подорвал там здоровье? Скажи мне. Обещаю, мы со всем справимся. Вместе.

Вместе…

Горячие слезы собрались в уголках его глаз. Это были именно те слова, которых он ждал и на которые надеялся.

Вместе.

Глубоко вздохнув, Фай рассказал ей все. Даже то, что не собирался. С трудом сдерживая рыдания, он говорил и говорил, и никак не мог заставить себя замолчать.

Когда поток слов, рвущийся из его рта, иссяк, Фай замер и в испуге уставился на невесту.

О, богиня, что он натворил! Зачем обрушил всю уродливую правду о себе на голову чистой, невинной девушки?

На него будто нашло затмение. Он словно выпал из реальности, временно потеряв рассудок, но вот сознание прояснилось, и от содеянного Фая охватил ужас.

И с каждой секундой этот ужас усиливался, ибо Эллианна, замершая напротив него, молчала. Ее голубые глаза были распахнуты, нежные розовые губы – приоткрыты. Свет луны пробивался сквозь кроны деревьев и падал на ее лицо, пылающее краской смущения. После откровений жениха Эллианна стояла вся красная. И молчала. Молчала! Смотрела на Фая в шоке и не произносила ни слова.

Никогда еще тишина не казалась ему такой тяжелой, действующей на нервы. Она убивала, сводила с ума – настоящая пытка! Секундное облегчение, которое Фай испытал, излив душу, сменилось сожалениями. Он вспомнил, какими стыдными, омерзительными подробностями делился во время своего безумного приступа откровенности, и стал не менее красным, чем Эллианна.

– Скажи что-нибудь, – хрипло попросил он, поняв, что не выдержит больше ни секунды молчания.

Его невеста шумно сглотнула и… сделала два шага назад.

– Я… – Эллианна загребла пальцами ткань мантии на груди и сжала в кулаке. – Я думала, – она снова попятилась, – думала, что тебя… пытали. Что у тебя под одеждой страшные шрамы, магические ожоги. Что ты их стесняешься и поэтому… – Не договорив, она опустила взгляд.

После плена у Фая на теле действительно остались шрамы, но это было мелочью по сравнению с кровоточащими ранами в душе. О своих изъянах он даже не думал, только изредка удивлялся, что усиленная эльфийская регенерация с ними не справилась. Да и немного у Фая их было, этих шрамов. Он ведь… старался.

Тишина снова разверзлась между ним и Эллианной, как пропасть. Невыносимая, давящая. Последними словами Фай ругал себя за несдержанность. Не надо было ничего говорить! Но ведь она сама попросила. Сказала: «Вместе. Мы справимся со всем вместе».

– Эллианна, – Фай потянулся к любимой, но та отшатнулась от него с такой поспешностью, что наступила на подол платья и едва не упала. Во взгляде, брошенном на его руку, Фаю почудилась брезгливость. Эллианна словно боялась, что своим прикосновением он ее запачкает.

Ошибся! О Светлоликая, он ошибся! Ни одна эльфийка, какой бы доброй и сострадательной ни была, не примет оскверненного мужчину. Все, что Фай так опрометчиво вывалил на невесту, оказалось для нее слишком.

– Теперь я тебе противен? – Вопрос вырвался прежде, чем Фай успел прикусить язык. Он не хотел знать правду. Был не уверен, что сможет ее вынести.

– Я… – Эллианна подняла голову, и, к своему облегчению, в ее глазах Фай не заметил ни презрения, ни упрека. – Не знаю, что и думать. Я не ожидала… такого. Мысли разбегаются. Все это надо… переварить.

– Но ты не отказываешься от меня? Не осуждаешь? Не считаешь, что после всего случившегося мое место в Кипящем болоте?

– Нет! Конечно же, нет! – замотала головой Эллианна, но, когда Фай снова попытался к ней приблизиться, отступила назад, в тень храмовых развалин.

– Я решил, что ты должна знать, с кем собираешься связать судьбу. С моей стороны утаить правду было бы подло. – Фай жадно всматривался в лицо невесты – искал и боялся найти в ее глазах отвращение, но видел только растерянность и шок. Эллианна казалась ошеломленной. Любая на ее месте от таких признаний впала бы в ступор. Главное, она не сыпала обвинениями, не смотрела на Фая, как на гадкое насекомое, и не кричала, чтобы он, грязный и испорченный, больше не смел к ней приближаться.