– Но… мне одеваться придется, – пауза.

– Хорошо, – я услышала в ее тоне выжидание изменения моего решения, но его не последовало, – сейчас приду.

Зашла, полюбовалась на вернисаж пуговичных колье, с моего разрешения сфотографировала его на телефон. И презентовала ответный сувенир к Новому году – металлическое кольцо для ключей с брелоком в виде тканевого языка с логотипом организации, в которой она работала.

Я ничего от нее не ждала. Ну, возможно, не удивилась бы шоколадке, и то – если бы мы с ней стали пить чай. Но офисную рекламную продукцию домой взять мне не захотелось.

Вроде и из “близких”, своих, но – из круга контактов.

Пересборка

Процесс пересборки по моим ощущениям вписывается в круг общения “Контакты”.

Настала пора, когда сборка своих первых колье стала меня не устраивать – в них не было четкости исполнения, которая появилась позже. Мне стала обязательна точная натянутость проволоки по прямой – без волн, и чтобы ни одного лишнего миллиметра между отверстиями в пуговицах, которые теперь должны были сидеть на жердочках неподвижно, не вихляясь. Признав свои огрехи, некоторые самые первые изделия пришлось пересобрать заново. Уже – владея нужной проволокой, умея подцеплять ее специальными плоскогубцами для изготовления бижутерии с нужным усилием: крепко, но при этом, не перекусив проволоку и даже не сплющив её в неприкрытых местах.

Актер Юрий Стоянов рассказал о себе в интервью с Галиной Юзефович:

– тоже доводит изделие до совершенства.

Когда я пересобирала колье из-за слабой натяжки, меня уже не устраивало, как подходят друг другу соседствующие пуговицы – "Сейчас уже так не сопоставила бы их". Поначалу пыталась целиком повторить прежний набранный рисунок, порядок – по цвету, по форме. Но позже я сдавалась: сочиняла колье заново из прежней горсти пуговиц, добавляя 5-6 в том же стиле и тоне, оставляя несколько из первого варианта. Как при разборке и сборке часов у начинающих мастеров остаются лишние детали.

Помнится, художникам раньше глаза выкалывали после создания шедевра, чтобы они его больше нигде не повторили. Подумала: зря – раз мои утилитарные колье не повторяются, то уж шедевры…

Когда на стадии завершения сборки колье вдруг выпадала одна из пуговиц – петелька, например, перетянулась и хрустнула, я непременно пересобирала всё изделие. Чтобы идеально было с изнанки. Чтобы я сама знала, что оно – «шито одной нитью», собрано на одну проволоку, набело.

Но дело упиралось не только в мое мастерство: попадались пуговицы из пересохшей старой пластмассы, и они продолжали надламываться, не смотря на мою хирургическую осторожность. И со временем я смирилась с тем, что иные колье будут со вставленными в образовавшуюся дыру пуговицами на короткой дополнительной проволоке. Оказалось, что вплетается это совсем не трудно, а её хвостики легко маскируются.

Такое случается в жизни: хрустнуло, и чтобы заменить – вовсе не надо перечеркивать все, что было раньше, и что создано вокруг сломавшегося, а можно просто заполнить образовавшуюся пустоту.

Яркое синее колье выбрала себе взрослая дочь моей давней подруги Валентины, которой нет в соцсетях, а она есть, и поэтому в курсе моих событий: узнала о собранной коллекции и моем предложении выбрать себе колье, которое понравится.

Запах валерьянки

Светлана планировала постричься в ближайшем к дому салоне красоты. Он был средненький, без гламура, но ей нравилось стричься в своем районе, недалеко от дома.

А в последние разы она попадала на одного и того же свободного мастера – пышную Людмилу предпенсионного возраста. Та старалась, была вежливой, но, когда захватывала между пальцев и оттягивала прядь волос, опираясь основанием ладони на голову клиентки, Светлана каждый раз чувствовала упругий тремор руки мастера.

“Какое-то заболевание, видимо”, решила Светлана и вспомнила маминых подруг с болезнью Паркинсона. Одна, тетя Галя, несколько лет пролежала без движений, ухаживала за ней ее племянница – приходила каждый день, обихаживала, потом унаследовала квартиру. У другой подруги болезнь только начиналась, но симптомы были уже заметны.

“Не хочу, – решила Светлана, – буду записываться к другому мастеру”. Но, как назло, те были заняты, как ни спросишь по телефону, кто свободен, – “Людмила”. И приходилось юлить: а завтра, а послезавтра? Не скажешь администратору, что только не к ней, наверняка ж до хозяина салона дойдет. “Может у нее нет никакой другой работы, и я лишу инвалида заработка”. Как ни заглядывала в окно, когда мимо шла – другие мастера менялись, а эта всегда была на посту.

В летний зной Светлана уехала к сестре на дачу, приезжала в город изредка, на день–два. Волосы отрасли, мешались, да еще и жарко с ними, как в шапке. Махнула рукой: ладно, пойду стричься к любой, лишь бы побыстрее. Позвонила, договорилась, пришла. Ждала ее, естественно, Людмила. В салоне, как всегда, негромко звучала музыка вперемешку с рекламой, пахло лаком для волос и почему-то валерьянкой. Светлана уверенно села в кресло, напустила на себя предельную вежливость.

Заглянула хрупкая маникюрша:

– Я обычно двадцать.

– Да, я сорок накапала, – ответила ей Людмила и вгляделась через зеркало в глаза Светланы, – вы на какую сторону зачесываете?

– Делайте симметрично, без рядка, мне не нравятся кривые стрижки. Где я сейчас учусь, там на факультете у всех преподавателей прически на одну сторону, и короткие, и длинные, как марка опознавательная.

– Ого, фирменный стиль такой? Как – знаете – загнутые вверх усики масоны носили.

– Знаю, донжуанские такие, как у Сальвадора Дали, видела такие на ютубе у Чивакина.