Почти все мои спутники также двигались к монастырю, и я вспомнила, что там есть гостевые комнаты для тех, кто приезжает на воды. Но в своём нынешнем виде я на них не могла претендовать. А вот на то, чтобы заплатить монетку за вход и испить пару стаканов исцеляющей воды — вполне. А там осмотрюсь и решу, что делать.

Я пристроилась в хвост процессии, чтобы посторонние посчитали, что я чья-то горничная, и не обратили на меня пристального внимания. Вообще, чепец оказался очень удачной находкой, снизившей мою привлекательность настолько сильно, насколько это было возможно при стройной девичьей фигурке. Но был он при этом очень неудобный и прилично мешающий обзору.

Стоящая на входе монахиня зорко следила, чтобы никто не проскользнул не оплатив. Каждого, кто вносил хоть самую мелкую монетку, она одаряла улыбкой и благословением. Удостоилась его и я.

Проход был только один, но в конце коридор разветвлялся. Указатели на стенах сообщали, что к источнику идти направо, а к гостевым помещениям — налево. В этом месте я окончательно рассталась со своими спутниками по дилижансу, которые даже не заметили моей потери.

У источника никого не было, кроме ещё одной монахини, которая откровенно скучала, поэтому начала мне рассказывать длинную красочную легенду о святой Лурдес, покровительнице монастыря. Я слушала, выразительно ахала в нужных местах и размышляла, не слишком ли будет подозрительно, начни я узнавать про тётю.

Но узнавать не пришлось: графиня Хаго появилась у источника сама. Двигалась она без сопровождающих, но это не мешало ей ступать величаво, словно королеве. Чёрное кружевное платье контрастировало со светлыми волосами, в которых седины практически не было. Учитывая тётин возраст — 62 года, можно было предположить, что это скорее результат магии, чем естественный цвет. На лице морщинок заметно почти не было. А уж глаза, глубокого серого цвета с длиннющими чёрными ресницами могли принадлежать куда более юной особе.

Сориентировалась я тут же.

— Ваше Сиятельство, не нужна ли вам горничная?

Она вздрогнула и уставилась на меня с величайшим изумлением. Пришлось чуть приподнять оборки чепца, чтобы она уж точно убедилась, что это я.

— Дитя моё, неприлично приставать к доньям, — сурово сказала монахиня, попытавшись вклиниться между нами.

От чепца я руки убрала и залепетала:

— Сестра, прошу меня извинить. Но я нахожусь в ужасном положении. Я сирота и денег у меня осталось совсем немного.

— Сестра, не будьте столь жестоки к девочке, — медово пропела тётя. — Я переговорю с ней. Мне на самом деле нужна горничная. Возможно, она подойдёт. Что ты умеешь?

— Всё, что будет угодно Вашему Сиятельству. Я могу шить, готовить, убирать, бегать по вашим поручениям…

— Умеешь ли ты писать и читать?

— Да, но не очень хорошо.

— Пойдём со мной. Я проверю, правду ли ты говоришь. Неграмотная горничная мне не нужна.

Она развернулась, даже не дойдя до источника, и так же величаво, как подходила, поплыла назад. Осанка у неё была такая, что усомниться в её высоком положении было невозможно.

Чувства, что меня завлекают в ловушку, не было. Да и сама графиня не выглядела узницей, а скорее отдыхающей в хорошем санатории на свежем воздухе. Помещение, которое ей было отведено, вполне укладывалось в это предположение: несколько комнат, в том числе гостиная, кабинет и спальня. Провела тётя меня в кабинет.

— Рассказывай, — сразу бросила она, как только я закрыла дверь и с наслаждением стащила опостылевший чепец с головы. — Что это за маскарад?

— Пришлось бежать, потому что Его Величество решил меня срочно выдать за графа Нагейта.

— То есть он помиловал тебя с условием? — гневно фыркнула она. — Я так и знала! Я сказала, что, как твоя опекунша, никогда не соглашусь на этот брак, поэтому меня сослали, а тебя обманули как глупую деревенщину. Зачем ты просила аудиенции у короля?

— Надеялась, что он тебя помилует, — ответила я.

Обращение на ты казалось одновременно и естественным, и совершенно невозможным. Эта женщина вызывала уважение и была одновременно мне близка и совершенно чужда. Моё сознание перемешивалось со знаниями и ощущениями Эстефании, и я не всегда могла понять, что там моё, а что чужое. Жизнь до аварии уже казалась чем-то вроде потускневшего кино, а жизнь здесь — яркой и настоящей. Моей.

— Теодоро и без того не стал бы меня тут долго держать, ты просто облегчила ему выполнение плана. Боже мой, Эстефания, столько трудов — и всё прахом из-за того, что ты решила поступить, как тебе захотелось. Вот и получай в мужья Нагейта.

По воспоминаниям Эстефания была уверена, что тётя её любит, но сейчас я видела перед собой женщину, для которой то, что планы пошли прахом, оказалось куда важнее судьбы племянницы.

— Как я могу избежать брака?

— Никак. Герцоги Эрилейские всегда держат слово.