Я чувствую, что за спиной разгорается пламя.

—Смотри на меня, Вася, когда говоришь подобные вещи!

Кровать прогибается, заставляя меня желать скукожиться, уменьшиться и не отсвечивать в пространстве ничем, стать невидимой, лишь бы меня оставили на мгновение одну. Пережить этот момент, переломный и такой чертовски несправедливый. Потому что впервые за долгое время сердце екнуло, чего уж тут греха таить. Я могу юлить сколько угодно, но он занимает мои мысли.

—Я не отступлю, будь ты хоть трижды против, будешь сбегать — найду, попытаешься оттолкнуть — привяжу сильнее. Я буду ходить за тобой, я буду добиваться до тех пор, пока ты не сдашься. И что-то мне подсказывает, что до этого момента осталось не так много времени, малыш. Потому что здесь, — ладонь опускается на грудь, которая ходит ходуном, — ты все давно решила и поняла, но вот здесь, — дарит мягкий поцелуй в висок, обвивая меня второй рукой, — ты пытаешься сопротивляться. Но сопротивление бесполезно. Ты дай себе шанс, мне. Нам. Я не подведу, даже если смотрюсь, как законченный пиздюк. Ты думаешь, я играю? Да я ни в жизни никого так не хотел, ни во сне, как хочу тебя себе. Навсегда. Не думал, что так бывает, что дышать будет трудно, не зная, где ты. У меня не было отношений, и это правда. Но я, черт возьми, очень талантливый ученик, ты видела мои оценки.

Рустам встает с кровати и опускается на коленки передо мной, бережно обхватывая мою поврежденную ладонь. Я смотрю на наши руки и впервые осознаю, что мне с Беловым по факту комфортно. Если отбросить все наши перебранки, если не смотреть, что он выводит меня периодами до состояния трясучки. Несмотря на то, что в целом он творит, я чувствую себя с ним защищенной. И дело не в словах или поступках, он весь словно щит, который отражать любое нападение.

Мой заплаканный взгляд плавно ведет по оголенному торсу, останавливаются на ключицах, скользит дальше, чтобы порезаться о мужественные скулы, тонет в мягкости губ, а затем оседает в глазах, обрамленных густыми черными ресницами.

—Дай мне шанс, добровольно. Иначе я буду брать штурмом.

—Ты слова «нет» вообще не понимаешь?

Рустам ухмыляется, играя желваками.

—Если дело касается тебя, я буду пытаться столько раз, сколько потребуется для твоего «да».

Если бы я сейчас стояла, то точно упала бы, ведь мои коленки дрожат словно осиновый лист.

Я могу попробовать? С ним? Господи, я серьезно рассматриваю этот вариант? Нет, я должно быть, спятила.

—Ты меня боишься? — Рустам сощуривается, мягко обхватывает мое лицо и смотрит внимательно, изучает.

Боюсь ли его? Глупости, я больше ничего не боюсь, кроме себя и своих ощущений рядом с ним.

—Нет.

—Раз нет, тогда хорошо. Это хорошо, что не боишься. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя со мной в безопасности всегда. Но чтобы это было так, я хочу честности. Это ведь немного, правда?

Честность да, честность — это немного, но смотря для кого и в каком вопросе.

—Немного.

—Кто тебя обидел? Я хочу знать, что происходит с моей девушкой, а ты моя. И если кто-то причастен к твоему ушибу, то это нужно решать, пояснять и учить людей, как делать не надо. Врать мне не надо, потому что я все равно узнаю и вместо одной ноги сломаю ему две, понимаешь? Давай не заниматься вредительством.

Ага, и потом он пойдет размахивать кулаками налево и направо. Не надо мне такого счастья.

—Я все решила сама, и в целом виновата тоже сама.

Рустам злится, это видно, особенно ощущается нетерпение.

—Ну так расскажи, я жду.

Ладони массажируют мои икры, пока что мягко, но от каждой минуты ожидания массаж углубляется.

Не врать. Не договаривать равно лгать.

—Сосед у меня есть, жену метелит, я немного позволила себе вмешаться, — тихо отвечаю, опуская взгляд. Понимала ли я тогда, что творю? Едва ли. У меня перед глазами была совсем другая картина. С совсем другими действующими лицами.

Рустам отталкивается назад и громко спрашивает, срываясь скорее на крик:

—Ты вмешалась в разборки взрослых людей. Он был трезв?

Вся игривость и тень улыбки смылась волной негодования.

—Не думаю, скорее нет, я не скажу точно.

—Вася.

Одно слово. Грубо. Коротко. Требовательно.

—Что сделано, то сделано. Я не могла оставить ее там одну.

—И потому решила подставить себя? Серьезно? Где твое чувство самосохранения? Если что-то происходит, ты звонишь мне, а сама никуда не лезешь, никуда и никогда. Ты самая главная ценность, мне вообще посрать, что там случилось бы с кем-то, мне главное, чтобы ты была цела и невредима, уясни это, пожалуйста. И всегда бери трубку, когда я звоню! А сейчас собирайся.

Эта тирада настолько выбивает меня из колеи, что я не сразу соображаю, что он только что отчитал МЕНЯ как девчонку, хотя это я старше и мудрее…якобы. Я же старше? Но сейчас все смотрелось так, словно я ребенок, которого отругали за какой-то проступок.

—Не смей на меня орать.

Скинув руки Рустама, встаю с кровати, шагая в сторону ванной.

—Не смей подвергать себя опасности.

Звучит в спину, а затем меня мягко, но настойчиво прижимают к стене, разворачивая меня лицом к разъяренной физиономии Белова. В гневе он смотрится как тигр в клетке. Порвет любого.

Наши тела плотно прижаты друг к другу, проходит секунда, вторая, а затем на мои губы обрушивается лавина, их настойчиво сжимаю, кусают и облизывают. Кажется, что все происходит одновременно, пока я теряюсь в ситуации и сама уже тянусь руками к взлохмаченной темной голове, погружая пальцы здоровой руки в мягкие волосы парня. Рывок, и вот я уже обвиваю талию Рустама ногами, ночнушка беспардонно задерлась, оголяя ягодицы, а мужские руки с силой сжимают их, разнося по телу горячие импульсы невысказанного возбуждения. Между ног все горит, а ее туда упирается пульсирующая плоть. От одной мысли мне становится еще жарче.