— Дай угадаю — ты хочешь провести со мной время без одежды.

— Одежда — это хорошо, но не та, которую ты решишь носить, — я выдавил улыбку.

— Смешно. Я всегда думала, что женщины хотят изменить мужчин, а не наоборот.

— Я не хочу тебя менять. Я хочу помочь тебе полностью раскрыть свой потенциал.

Большой.

Теперь я говорил, как ее школьный советник. Или ее сутенер.

В любом случае, это было покровительственно. Я открыл дверь, затем запер ее за нами. Она с важным видом направилась в ванную, ее задница покачивалась из стороны в сторону. Вернуться к тому, чтобы быть сексуальным котенком.

Я не мог уследить за настроением и личностью этой женщины.

— Никто не просил вашей помощи, доктор Костелло. Стань чьим-нибудь капитаном Сэйв-а-Хо.

Она захлопнула дверь ванной перед моим носом.

— Я не выйду, пока ты не ляжешь спать. Мы не будем продолжать нашу маленькую ошибку, — объявила она, оказавшись в безопасности ванной.

Я прижался лбом к двери. 

— Что заставляет тебя думать, что это была ошибка?

Я был жалок даже — и особенно — в собственных глазах.

Почему я беспокоился?

Дома у меня было так много других женщин на выбор.

— Я не занимаюсь сексом на одну ночь, — крикнула она с другой стороны двери. — Может показаться удивительным и даже старомодным для некоторых, но я так и делаю.

—Не обязательно на одну ночь, — услышал я свой собственный голос. — Если только дело о гонорее не правда.

— Лишь бы об этом никто не узнал, верно?

Я застонал.

У нее был я там. Не то чтобы мне было стыдно, но…

— Твои родители тоже не одобрят, — заметил я.

— Нет, — согласилась она. — Что подводит меня к моему предыдущему утверждению — никаких пустяков. Я не хочу быть твоим маленьким грязным секретом.

— Ты раздражительная женщина, — я прижал кулак к двери.

— И ты должен привыкнуть время от времени слышать «нет», — сказала она невозмутимо.

Я слышал, как она чистила зубы и снимала макияж с помощью той штуки на батарейках, которая глубоко очищала лицо.

— И еще одно, — добавила она, прекрасно зная, что я все еще снаружи и жду, когда она удостоит меня своим присутствием. — Когда я выйду, между нами будет барьер из подушек.

— Как в аду, милая, — я отошел от двери, глядя на нее так, будто она обидела меня лично. — Хочешь барьер, сделай его сама.

С этими словами я разорвал полотенце в форме лебедя, ожидавшее на нашей кровати рядом с завтрашним маршрутом, и бросил их вместе с лепестками красных роз в мусорное ведро.

Миссис Вайнер сегодня не заслуживала ничего приятного.

На следующее утро я приоткрыла один глаз и увидела треугольную, возмутительно спортивную спину Круза, когда он… подождите, какого черта он вообще делал?

— Круз? — я икнула, собирая конечности в сидячее положение.

Моя спина болела из-за горы подушек, которые я расставила между нами и которые впивались в мой позвоночник, и из-за отсутствия подушки, на которую можно было бы положить голову, чтобы я могла сделать эту гору.

— Да милая?

Он оглянулся через плечо, одарил меня очаровательной ухмылкой из-под усов и запихал мою одежду в мешки для мусора. Хуже всего в нем было то, что он заставил меня поверить, что может быть добр ко мне. Это было просто ужасно с его стороны.

— Что ты делаешь?

— Именно то, как это выглядит.

— Сформулируй это мне. Сейчас шесть утра.

— Восемь сорок пять. И я выбрасываю твою одежду.

— Зачем? — спросила я, настороженно выпрямляя спину. У меня не было денег, чтобы заменить эту одежду, какой бы ужасной она ни была. Разве он не знал людей, у которых не было его денег, которые ценили каждую мелочь, которая у них была?

Он не прекратил то, что делал, продолжая тем же плавным движением, что и опорожнение моей части шкафа.

— Ну, потому что мы поспорили, и в этом пари ты обещала, что позволишь мне достать тебе совершенно новый гардероб, а поскольку ты захочешь взять эту одежду с собой домой, у тебя не будет ни одной вещи. Жаль, правда. Но это жизнь для тебя.

Я знала, что он делал, и не ценила этого. Он хотел помочь мне хорошо выглядеть, чтобы жители Фэрхоупа приняли меня.

Что ж, несмотря на мою озлобленность, я не хотела , чтобы меня принимали.

Мне нравилось торчать, как больной палец, сорняк в живописном розовом саду, и напоминать им, что в этом городе все не так.