— Рейвен Найттанд, — пальцы нежно коснулись скул, а затем взялись за подбородок; он поднял взгляд на свою королеву, — спасибо тебе. Прости, что напугала. Я не собиралась вредить ближайшему родственнику.

— Но я же…

— Еще не принял мою нечистую кровь, ты это хотел сказать? — в карих, почти багровых глазах плясали смешинки, — Рейвен, ты не раз возвращался ко мне, пересекая время и пространство, наплевав даже на такие условности, как смерть. Аристократ ли, охотник Церкви или же маг, твой дух Кейнхерста оставался с тобой всегда, что делает твою кровь ценной саму по себе. Что ж, — королева грациозно поднялась с трона и носком туфли откинула остатки железной маски в сторону, — пора навести порядок в замке.

* * *

Из-за чудовищной кровавой казни почти всех обитателей замка сюда пришли кровопийцы — уродливые твари, своим образом жизни напоминающие клещей и блох, коих можно было встретить разве что в древних подземельях. Они заполонили весь внутренний двор замка, и Охотнику пришлось приложить массу усилий, чтобы очистить территорию от них. Отлевитировав туши монстров и трупы в черных церковных одеждах, из которых до недавнего времени блохи пили кровь, в одну кучу, он запалил жертвенный костер. Туда же полетели и паразитические личинки — Рейвену не хотелось потом ненароком наткнуться на чудовище-кровопуск.

В холле он заметил королеву, которая о чем-то беседовала с группой призраков. Заметив, что Рейвен держится на почтительном расстоянии, она дала знак духам удалиться. Он видел ее тонкие сжатые губы, видел, как дрожат ее пальцы, но голос ее был тверд.

— Я видела, как им завязывали глаза, перерезали горло, отрубали головы, и ничего не могла поделать. Все они сражались не хуже своих мужей-охотников, пытались до последнего защитить себя, поэтому им в насмешку оставляли клинок в связанных руках. В каждой из них было больше храбрости, чем во всех Палачах, вместе взятых. Однако все они мертвы… Странно, что слуги, что трусливо прятались во время бойни, не разбежались после нее, — королева окинула презрительным взглядом сгорбленные, сморщенные фигуры в мешковатого вида зеленых одеждах и с алыми колпаками на головах. Те, почувствовав взгляд хозяйки замка, еще больше сжались и стали с утроенным усердием протирать различные поверхности.

— Они не могут, — заметил Найттанд, поднимаясь по лестнице вслед за Аннализой, — замок отрезан от Ярнама.

— Я в курсе про сломанный мост! Слуги могли использовать рыбацкие лодки, в крайнем случае перебраться вплавь, но не сделали этого. Почему?

— Все… не так просто.

Рейвен и сам в свое время размышлял над этим. Замок и разрушенный мост на пути к нему можно было разглядеть от Молельного Переулка, однако с берега — не видно ни снега, ни льда. Но принимая во внимание мистический способ перемещения в Замок — по обвалившейся переправе на лошадях, чьи иссохшие трупы он обнаружил под плотным снежным покровом, стоило вылезти из дилижанса — можно было предположить, что замок был отрезан не только в пространстве, но и во времени.

«Мы словно внутри стеклянного снежного шара. Мир снаружи меняется, а здесь застыла вечная зима. Вряд ли сломать барьер будет сложно, но… готовы ли мы явить себя миру?»

Рейвен поделился своими соображениями с королевой. Та задумалась.

— Действительно, не стоит спешить. Хоть мне и осточертела зима, но мы должны подготовиться. Проверить, что осталось от казны; восполнить запасы продовольствия; работа предстоит тяжелая, если мы хотим оказать твоим друзьям достойный прием. Когда ты должен вернуться в Лондон?

— Через двое суток.

— Что ж, тогда не будем тратить время зря!

* * *

Аппарировав на площадь перед Главным собором, Рейвен углубился в один из многочисленных переулков города в стремлении вернуться к проходу между мирами. Выйдя за пределы Соборного округа, он спустился по каменистому склону. Древняя скрытая от глаз церковь, спрятавшаяся в низине между скал, была безмолвна. Несмотря на то, что по архитектурному стилю данная церковь совершенно не выбивалась среди прочих храмов, внутреннее убранство больше напоминало языческое капище, чем божий дом. На земляном полу ровно по центру стояло серебряное блюдо или, скорее, чаша, в человеческий рост, чьих ножек не было видно из-за оплавившегося воска от давно потухших свечей. На земле, мешая пучкам жухлой травы, валялись в хаотичном порядке железные кирпичи и плиты, хотя, если внимательно присмотреться, то можно было увидеть, как они складываются в концентрические круги, занимают места планет и их спутников.

Рейвен обвел взглядом многочисленные ниши, в каждой из которой стояла статуя, заточенная в клетку из мраморных прутьев, поднял глаза наверх. Никого не увидел, но Охотник чувствовал присутствие этого создания. Амигдалы.

«Амигдал» было много, хотя это скорее проекции Великого, носящего данное имя. При свете кровавой Луны эти жуткие создания представали воочию, цепляющиеся за шпили соборов и башен в Яаа’ргуле и в Соборном Округе. В городе стояло множество статуй этого Великого. Вход в Главный собор украшен двумя рядами статуй с характерной миндалевидной головой, держащих пики. Именно Амигдала являлся своеобразным привратником кошмара, но Рейвен подозревал, что его возможности намного шире.

Амигдала — особенный великий. Путешествуя между мирами, он существует во многих местах одновременно. Когда грань между человеком и чудовищем истончается, а красная луна висит низко, достаточно всего одного сновидения, чтобы пустить Амигдалу в свой собственный мир. Как говорят, самые широкие двери — это врата грез и отверстия разума.

Найттанд коротко выдохнул. Дальнейшие его действия любой здравомыслящий маг назвал бы настоящим безумием: провести древний ритуал, полагаясь на разрозненные записи из книг Хора, Бюргенверта и Менсиса, а также на толику удачи, ведомый интуицией, он хотел провести древний ритуал. Кормилица Мерго и Ибраитас, Ром, Материнский мозг — люди уже не раз устанавливали успешный контакт с Великими. Но каждый Великий не походил на другого, и судить об их поведении, основываясь на общих признаках, было трудно.