Шрифт:
Себастьян снова обратил свое внимание на спортивную сумку, он был уверен, что где-то там видел пару садовых ножниц... Да, вот они. Было приятно крепко сжать их в руках.
Он разместил лезвия на основание пальца и надавил.
Ого, палец так легко отделился...
– Харлан? – обратился Себастьян, когда ему внезапно пришла в голову эта мысль: - Не мог бы ты следовать за мной с этой паяльной лампой? Чтобы останавливать кровотечение?
– Прекрасная идея, мой мальчик, - похвалил Ричард.
Харлан направил паяльную лампу на обрубок пальца. Глаза мальчика начали закатываться. Конечно, он не мог оставаться в сознании дольше...
Но Себастьян так на это надеялся.
Ему удалось отрезать сосок, еще один палец и кончик носа, прежде чем мальчишка потерял сознание. Харлан вернулся к нагреванию лома после того, как прижег раны. Все трое молча стояли над мальчиком, желая, чтобы он проснулся. Они хотели продолжить. Не похоже было, что это в ближайшее время произойдет, и все они нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Позади них застонала Эстер.
– Дай мне эти ножницы, я годами мечтал сделать это...
– Ричард подошел к жене и наклонился, ущипнув ее за щеки так, что ее рот был вынужден открыться. – Но если подумать, у меня есть идея получше.
Себастьян зачарованно наблюдал, как Ричард вонзил Эстер лезвия под подбородок в том месте, где он переходил в шею. Он пошевелил ножницами на ее шее, расширяя дыру. Глаза женщины вылезли из орбит, толстые руки махали в воздухе, странный булькающий звук сорвался с ее губ. Затем Ричард закатал рукав и засунул первые два пальца в надрез, его лицо превратилось в хмурую сосредоточенную маску.
Себастьян и Харлан расхохотались, когда увидели, что он сделал. Ричарду удалось оттянуть ее язык назад и вниз, пропустив его через отверстие.
– Поцелуй нас, детка, - сказал Ричард, наклоняясь, чтобы провести своим языком по окровавленному кончику ее языка.
– Ммм, крошка, ты никогда не была такой вкусной.
Парень приходил в себя, прерывая их смех. Себастьяна охватило сильнейшее желание причинить ему боль, наступить на него, пинать и дать выход ярости, которая сопровождала его каждый из двадцати пяти лет, прожитых им до сих пор.
– Конец лома красный и горячий, Харлан?
– Я бы именно так и сказал, Ричард.
– Тогда сверли пизду для Себастьяна, учитывая, что у него нет вкуса и он предпочитает задницам влагалище.
Харлан ухмыльнулся.
– У меня нет предпочтений для дырок, но я думаю, что скоро появится.
Там, где когда-то гордо торчал член мальчика, Харлан вонзил заостренный, раскаленный добела конец лома. Руки и ноги парня комично дергались, а его тело каталось по скользкому, окровавленному полу от яростных толчков Харлана.
– Каково это, когда тебя ебут? Каково это - быть женщиной?
– Харлан кричал мальчику сверху вниз, его лицо покраснело, а шрам выделялся еще больше из-за напряжения.
– Кто-нибудь из вас, пожалуйста, встаньте ему на плечи и не давайте ему, блядь, скользить повсюду.
Ричард подчинился брату, поставив ноги по обе стороны от шеи мальчика так, что плечи того упирались в его лодыжки. Теперь Харлану стало гораздо удобнее загнать конец лома в цель. Каким-то чудом мальчик не потерял сознание. Агония, должно быть, была невыразимой.
"Он определенно не выглядит слишком счастливым", - с некоторым удовлетворением подумал Себастьян. Казалось, мальчишка преодолел границы крика, потому что с его губ не сорвалось ни звука, кроме забавного скулящего, надрывного воя. Может быть от плача у него голос сорвался до хрипоты.
Себастьян смотрел на него сверху вниз, склонив голову набок. Несмотря на размер бального зала, все помещение провоняло жареным человеческим мясом. Как только лом вошел в мальчика примерно сантиметров на тридцать в длину, Харлан вытащил его одним быстрым движением. Он опустился на локти и заглянул в только что проделанную дыру.
– Мило, - сказал он. – Почти никакой крови. Ричард, ты гений.
– Я знаю. Себастьян, не хочешь ли первым трахнуть новую пизду мальчика?
– А ты не против? В конце концов, именно ты его выбрал.
– Я ненавижу пезды, и даже притворяющихся пездами. Не волнуйся, я позабавлюсь с ним после тебя и Харлана.
Себастьяна не нужно было просить дважды. Более того, ужасное внимание, которое получил мальчик, казалось, привело его в чувство - он обрел голос и в вопле излил свою агонию в огромную комнату и на бессердечных ублюдков, находящихся в ней.