— Что значит «тот самый»? — иронично выгнул одну бровь Давид. Она опалила его возмущённым взглядом, мол «что не понятного?», но объяснить все же потрудилась:

— Большой босс, человек слова и дела, — благоговейно пролепетала, слегка розовея тощими щеками. Малолетних фанаток мне не хватало для полного счастья. Давид с трудом удержал отвисшую челюсть, не давая ей поздороваться с подлокотником:

— Ммм, вот оно что, — многозначительно протянул, медленно кивая головой.

— Имя и фамилия совпадают, стало быть, я.

— Предлагаю сделку, — уверенно заявила малявка, интригуя нас с Давидом, челюсть которого снова находилась в опасной близости с кожей салона. Платочком ее что ли перевязать.

— Смелая девочка, — весело хохотнул. Не боится взрослых дядь, надо же.

Она упрямо молчала, просверливая серыми, кристально-чистыми глазами, ожидая ответа.

— Что за сделка?

— Вы ведь хотите узнать про наркотики, что подсыпают девочки из «Эммануэль», верно? — все-таки подсыпают, вот же сучки.

Мы кивнули.

— А я хочу спасти сестру.

— А что с ней не так? — удивляюсь стальным ноткам в голосе этой букашки.

— Она подсела на эти наркотики, и теперь работает на них за дозу.

— А ты работаешь тут? — киваю в сторону салона, не сводя с неё глаз.

— Да, мастер чистоты, — гордо заявляет и я едва заметно выдыхаю. Отчего-то не хотелось думать о том, что этот ребёнок уже в свои…надцать торгует своим телом.

— Сколько лет-то тебе? — вырывается у Давида, повисший в воздухе вопрос.

— Четырнадцать. Так что, идёт? — протягивает мне ладонь для рукопожатия.

— Идёт, — хмыкаю, понимая, что от таких щедрых предложений не отказываются и жму хиленькую влажную ладошку.

Завёл машину, намереваясь отужинать в одной уютной кафешке, в которой бесподобно стряпают хинкали. Всю дорогу букашка трещала без умолку, посвящая нас в перипетии своей судьбы и о том, как оказалась в «Эммануэль». Окидывал ее жалостливым взглядом через зеркало заднего вида, твёрдо решив как следует накормить.

У входа в кафе она засопротивлялась, но это так, для проформы, потому как глаза блестели голодом. Пару минут вялых возражений и вот мы уже сидим за столиком.

— В обфем, этиф гады нафильно напоили ее таблефками, — болтала с набитым ртом, — и теперь я не знаю где она, надежда только на вас — вытерла сок от хинкали салфеткой и запила острую начинку апельсиновым фрешем. — Имени поставщика не знаю, но Березовский называл его татарин.

Стукнул кулаком по столу, приборы подскочили, жалобно звеня. Снова он. Значит покушался на меня наркоторговец. Не нравится ему моя борьба с его товаром, а мне не нравится, что люди мрут. Это хорошо, значит Адель не была их целью.

— Но я видела его машину и знаю цвет, марку, номер, — с достоинством добавила, не улавливая особой радости от первой дозы информации.

— А вот это уже что-то, — протянул ей смартфон и она быстро запечатала тоненькими пальчиками.

После ужина заказал ещё немного еды с собой, чтобы девчонка могла накормить и маму. Оставил ей свой номер для связи, настоятельно рекомендовав не стесняться звонить, если вдруг что-то вспомнит или ей станет страшно за свою жизнь и отвёз домой.

— Сумасшедший денёчек, — крякнул Давид, нехотя выбираясь из авто у своего дома.

Устало кивнул, соглашаясь и прощаясь одновременно. На мокром асфальте, размытыми яркими пятнами отражались огни города, привнося красок в бетонную серость. Мчал куда глаза гладят, приводя в порядок голову. Меня мучил ещё один немаловажный вопрос о том, кто же все-таки крот. Теперь, когда ясно, что покушался на меня наркоторговец, вопрос о предателе стал ещё острее. Возможно, и зацепок у меня не было из-за слива информации. О моем отъезде знали трое человек: Давид, Заза и Гога. И от этого настроение сильно портилось. Ни один из них не заслуживал моего недоверия, но теперь…

Не заметил, как оказался в знакомых узких проездах очередной колоссальной многоквартирной застройки. Припарковался и вышел из машины, вдыхая полной грудью свежий аромат пожухшей мокрой листвы. В окне Адель горел свет, время к полуночи, но она все ещё не спит. Накатила щемящая сердце тоска. Вынул сигарету и закурил. Дым кольцами поднимался в чёрное небо, медленно растворяясь.

С ней я вкусил сладость жизни, а без неё все сново стало пресным, как прежде.

Глава 15

Аделина