Одеваюсь, умываюсь и выхожу на кухню.

В глазах родителей беспокойство, вопросы повисли в воздухе, папа не сводит взгляда с моей шеи, мама встала рядом и снизу разглядывает подбородок. Говорю быстро, пока они не напридумывали чёрте что:

— На меня напали, — тыкаю пальцем в шею. В папе просыпается слепая ярость, он медленно поднимается, сжимая кулаки, а мама плюхается на стул, готовясь принимать ведро валерианы из чьих-нибудь заботливых рук. — Кирилл подоспел вовремя, так что всё в порядке. И большую часть ночи мы общались со следователем, я дико не выспалась и вообще не до дня рождения.

— Это ты зря… — шепнул Кирилл и боком протиснулся на кухню, протягивая отцу руку. — Рад встрече.

— Неужели? — уточнил папа язвительно, но руку пожал. — Спортсмен?

— В прошлом, Пётр Сергеевич, — ответил вежливо. — Я довольно быстро понял, что получать по морде ради спортивного интереса — не моё.

— И что же твоё? — усмехнулся отец, а мама пискнула:

— Петя, не наседай…

— Майка! — проорали с улицы, а я прикрыла глаза и сказала загробным голосом:

— Началось…

— Сорок девять! — гаркнул папа в окно, распахнув его. — Пошли, спортсмен, будем мебель двигать.

Входную дверь закрывать перестали где-то через час. Стол раскладной от соседей припёрли и стулья, за каким-то хреном вместе с соседями, как будто они сидели на заимствованных табуретках, а Генка с Кириллом этого попросту не заметили.

В какой-то момент появились Брагин с Калининым, но о том, чтобы поговорить, нечего было и мечтать: за общим гомоном я не слышала даже собственных мыслей.

Для цветов набрали ванну, подарки складывали в пустую антресоль, и что-то мне подсказывало, что там они найдут своё упокоение. Через три часа, когда опустел первый ящик водки, с поля брани начали выносить пострадавших и стало чуточку легче дышать, хотя несколько мешала дымка от мангала, который соорудил дядя Витя на балконе. В десять отчалили те, чьи чада прикорнули на кухонном полу, в одиннадцать поднялся из-за стола отец и торжественно обьявил:

— Пора и честь знать!

Музыка смолкла и началась экстренная эвакуация.

Тётки собирали свои драгоценные лотки и салатницы, на ходу подкрашивая губы помадами ядовитых расцветок, чтобы на прощанье красиво расцеловать меня по обеим щекам. Дядя Витя перекладывал угли из хлипкого мангала в металлическое ведро голыми руками, кряхтел, шипел, но от затеи не отказался. Остальные пытались собрать мусор в огромные чёрные мешки, передавая их по цепочке людей в подъезд, и вместе с этим успеть доесть и допить со стола, который соседи ненавязчиво начали подталкивать к выходу.

— Ну, не хворай! — выдохнул мне перегаром в лицо дядя Жора, каланча два с лишним метра, потрепал по волосам, пригнулся, вышел и закрыл за собой дверь.

Наступила тишина, сквозь которую слышался лишь слабый женский стон и бормотание:

— Как же я обожралась…

Прохожу в комнату и считаю оставшихся по головам. Кирилл, Калинин, Брагин, Генка — это понятно. Но что за девица?

— Ты кто? — спрашиваю ошалело.

— Сестра моя, — тихо смеётся Кирилл.

— Я б поднялась, но не могу… — бубнит себе под нос. — Мирослава, очень приятно. Прибыла по спец поручению, подвеска к твоим серьгам где-то на антресоли, с днюхой. Я пыталась вырваться… пыталась…но меня засосал этот шалман.

— Бесполезняк, — поддержала её вяло.

— Мне пора. Тренировка в шесть, — Генка поднялся, а вместе с ним и Кирилл, протягивая руку.

— Подумай над моим предложением, — крепкое рукопожатие и заговорщицкий шёпот: — И сделай одолжение…

— Легко! — ухмыльнулся Гена и озорно посмотрел на Мирославу. — Разрешите Вас транспортировать?

— Разрешаю, — ответила кокетливо.

Генка подхватил её на руки и понёс к двери, а я упала на кровать вместо неё и накрыла голову подушкой.

— Третьяков с дачи слинял, — сказал Калинин ненавязчиво. — Так невежливо, даже записки не оставил. А ведь я волнуюсь, когда он вот так пропадает…

— Не паясничай, — осадил его Брагин строго, а я пробубнила в матрас:

— Записка! — отбросила подушку и поднялась.

— Оставил? — скривился Виктор, а я хмыкнула:

— Да, но не он.

Скинула фотографию (ту, что сделала у невесты Никитина) себе на почту и села за ноутбук, подключив его к принтеру.

— Глеб Борисович, распечатки улик в Вашем саквояже? — спросила, оборачиваясь.