Шрифт:
— С днём рождения! — восклицаю, отстраняясь. Протягиваю конверт с путёвкой, папа целует меня в щеку и тут же достаёт красочный буклет.
Краснеет от удовольствия, как и мама, которую я вижу краем глаза. Угадала!
Тёплое и крепкое объятие, смачный поцелуй в лоб и вот я уже за столом между двоюродной тёткой, страдающей от мигреней и давления, и Генкой, рослым крепким парнем двадцати девяти лет, степень родства с которым прослеживается с трудом. Седьмая вода на киселе, а прибыл раньше меня.
— Ты тут каким ветром? — спрашиваю у него, опрокинув стопку на голодный желудок.
Только водка. В нашей семье не признают никакого другого алкоголя.
— Северным, — хмыкает в ответ. — Сам не понял. Заехал к бате, тот умотал на смену, мать меня под руку и вот я уже говорю тост.
Я хохотнула, он хмыкнул и посмотрел весело. Поднял руки с колен и взял вилку, а я заметила рубцы на костяшках его пальцев.
— Это ещё что? — зашипела ему на ухо, как змея, перехватив его руку и не дав положить в рот малосольный огурчик по маминому фирменному рецепту.
— Закусить-то дай, — бурчит недовольно.
Убираю руку, испепеляя его взглядом, смиренно жду, когда прожуёт и проглотит, и тут же рычу вполголоса:
— Ну?!
— Гну, — кривляется в ответ, — пойдём покурим.
— Он ещё и курит… — бормочу себе под нос, поднимаясь вслед за ним.
Выходим на балкон, высовываемся из окна, он прикуривает и выпускает клубу дыма.
— Ты ж спортсмен! — не удерживаюсь от язвительной ремарки.
— А ты — врач, — хмыкает, едва заметно улыбаясь.
Затягивается вновь, а я вздыхаю.
— Ген, откуда украшение? Ты боксом занимался, на соревнования ездил, у меня в телефоне даже фотография есть, где ты с фингалом под глазом и руками в перчатках.
— Памятные фотки — единственный выхлоп, — морщится с отвращением. — Жалею о том, что убил на это столько времени. А это… — он провёл пальцами по костяшкам и хмыкнул: — В тот раз я заработал больше, чем выиграв серебро на соревнованиях.
— Ты дрался за деньги? — опешила, приоткрыв рот.
Генка развернулся ко мне и нахмурился:
— Никому не рассказывай. Чёртова водка… уж кому-кому, а тебе-то уж точно говорить не следовало.
— Это почему это? — обиженно надула губы, а Гена хмыкнул:
— Ну, ты ж у нас вся из себя такая правильная. Светило медицины, мать молится на тебя. Умница-красавица, кому же ты достанешься.
— Какому-нибудь говнюку, — фыркаю весело, а Гена слабо хрюкает и давится дымом. Пока он откашливается, я возвращаюсь к интересующей меня теме: — Планируешь ещё?
— Бой за бабки? — уточняет, выбрасывая окурок в окно, предварительно затушив его о стену дома со стороны улицы. Я киваю, а он пожимает плечами: — Как припрёт.
— Ты совсем от спорта отошёл?
— Нет, но… невыгодно это, Май. Мне почти тридцать, хату снимаю, девчонку свою хочется на море свозить, самому отдохнуть от выматывающих тренировок, это только кажется, что махать кулаками — просто… на деле же — подъём в шесть, не позже, лучше — в пять. Пробежка, разминка, выходные-проходные — похер. Зал каждый Божий день. Достало, понимаешь?
— Сильнее, чем ты можешь представить… — хмыкаю с горечью.
— Вот видишь… — морщится, доставая из пачки вторую сигарету, хотя и первую не докурил. — А я ведь больше ничего и не умею, кроме как кулаками махать. Образования нет, желания и усердия, чтобы его получить, увы, тоже.
— Значит, планируешь… — тяну задумчиво, а он прикуривает и отвечает на вдохе:
— Пока не придумаю план на будущее — да.
Открываю рот, чтобы задать очередной вопрос, но на балкон вваливается дядь Витя, пританцовывая в такт музыке и сжимая сигарету в зубах. Достаёт папиросу изо рта и спрашивает пьяно:
— Не помешал?
— Не говорите ерунды, — фыркаю в ответ и он тут же подходит, просовывается между нами, положив руки нам на плечи, роняет сигарету на пол и голову на грудь.
— Минус один, — сдавленно смеётся Генка, перехватывает его поудобнее и выходит, оставив меня вариться в соку собственных невысказанный мыслей.
Вплоть до одиннадцати, когда большая часть родственников приходит к выводу, что неплохо было бы и раскланяться, я пытаюсь пробраться к Генке, но буквально на каждом шагу меня перехватывает страдалец за страдальцем. Смиренно выслушиваю все их симптомы, тактично улыбаюсь и тихо скриплю зубами, пока в одночасье не понимаю, что Геннадий под шумок свалил. Что ж… упрекнуть мне его не в чем. Подхватываю рюкзачок, целую родителей и с чувством выполненного долга выхожу на улицу, жадно вдыхая прохладный воздух.