Одним рывком освобождаю оставшиеся петли от пуговиц. Пусть вспоминает меня, когда будет собирать их по полу.

– И тебя это остановит? – отзываюсь с деланным разочарованием.

Исключено. Пока я уверенно стягиваю платье через голову, интерес в мужских зрачках крепчает до маниакальности. Кирилла сейчас и обещанному наряду на пару с бригадой не удержать.

– Дикая... – охрипший голос тешит восхищением.

Меня настолько заводит это ощущение власти, что дикостью стало бы жаться. Единственная возможность не проиграть – продолжить игру. Теперь уже без надуманных правил и ограничений. Пусть хоть выставит за дверь, но это будет потом. Я придумаю, как оправдать нанесение тяжких телесных, а сейчас мне жизненно необходимо чувствовать жар его кожи.

Я открыто рассматриваю поджарое тело, без стеснения продолжая себя обнажать. Поддеваю большими пальцами тесемки стрингов и спускаю бельё вниз по бёдрам, одновременно оглаживая ладонями ноги.

Кир так и замирает со спущенными до середины икры штанами и пару бесконечно горячих секунд просто смотрит. Цепко ловит взглядом каждое движение. Моё бесстыдное отражение в потемневших глазах сводит с ума.

А потом он становится коленями на кровать. Близко. Обжигает дыханием дерзко выпяченную грудь.

– Я буду осторожен.

Я только усмехаюсь, но решаю не комментировать. Смотрю на то, как большая ладонь необходимой тяжестью ложится мне на бедро, мягко поглаживает пылающую кожу, и еле сдерживаю вымученный стон. Хочу большего. Прямо сейчас. Немедленно.

– Уверен, что справишься? – дразнюсь, царапая ногтем его тёмный сосок.

Матерный стон щекочет мои ключицы, ударяя низ живота тягучим спазмом.

Кир медленно поднимает взгляд. И никакой сдержанности там нет и в помине.

Только голод: нечеловеческий, абсолютно дикий.

Совершенно точно никто и никогда не смотрел на меня так, как это делает он. Так, чтобы чувствовать, как невидимые пальцы ласкают самые сокровенные места, и невероятно остро – до ломоты в мышцах – хотелось повторить эти движения за ними.

Я сглатываю и тоже опускаюсь на колени, потому что ног практически не чувствую.

Ощущение такое, будто руками мне на плечи надавливает. Хотя Кир в это время шарит ладонью по прикроватной тумбочке. Нащупывает ручку и дёргает дверцу на себя. Безошибочно выуживает из распечатанной упаковки серебристый квадратик.

С ума можно сойти уже от одного многообещающего шелеста разрываемой зубами фольги.

Меня в который раз за день подводит выдержка. И понимание, что совсем скоро он окажется глубоко внутри... наконец-то растянет под себя... заполнит такими необходимыми толчками растущую во мне пустоту – срывает последние тормоза.

Я вдруг загораюсь отчаянным желанием подмять под себя эту гору непоколебимой самоуверенности.

– Покажешь, как его надевать? – хочу произнести это с игривой интонацией, но получается предательски тихо, оттого что понятия не имею, как Лис воспримет моё намерение быть сверху. Более того, боюсь показаться неуклюжей или смешной, ведь между нами целая пропасть опыта и вереница моих предшественниц, наверняка более умелых и уверенных в своих действиях.

Кир молчит. От тёмно-карамельных радужек осталась одна тонкая кайма. И выражение "взгляд из бездны" резко становится предельно понятным, так она зомбирует, поглощая все лишние мысли.

– Мне ни с кем никогда не было так хорошо, – он, словно считывая мои страхи, прижимается лбом к моему лбу и помогает раскатать тонкий латекс по всей напряжённой длине.

Я с воспрянувшей уверенностью утягиваю Лиса на кровать, но не позволяю подмять себя, а сама усаживаюсь на узкие бёдра, подставляя шею жадным укусам.

Мужские руки, потеряв всякую осторожность, жёстко сминают каждый сантиметр моего тела. Поглаживающее движение пальцев между ног заставляют стонать в приоткрытые губы и безотчётно хвататься за железную спинку кровати.

– Не торопись... Тебе сначала лучше привыкнуть, – шепчет Кир в перерывах между бешеными поцелуями. На что я непокорно виляю бёдрами, пропуская его в своё тело.

И тут же задыхаюсь.

Он прав. Такой угол острее и глубже, чем в прошлый раз. Я прячу стон, впиваясь зубами в кожу на крепком плече.

Двигаюсь поначалу плавно, с каждым толчком внутри понимая, что хныкать и жаловаться точно не буду. Потому что даже эти отголоски боли, они правильные. Да, стенки неохотно растягиваются под внушительный размер, но Кир заботливо придерживает меня за ягодицы, умело контролируя темп и глубину проникновения. Буквально пара минут и горячая пульсация внизу живота синхронизируется со взбесившимся сердцебиением.

Недавние страхи вдруг кажутся смешными. О какой неуклюжести может идти речь, если Кир, кажется, отслеживает даже количество воздуха в моих лёгких? Он отрывается от истерзанных губ точно в момент, когда носом дышать уже не получается и выдыхает что-то неразборчивое мне в рот, не прекращая порочно выколачивать мои влажные стоны.