Один из тогдашних слушателей, рабочий Мальцев, вспоминает, что на массовке как-то крикнул ему:

– "Володька", мы тебя назначим красным генералом!

– Далеко хватил,- ответил Ворошилов,- какой я к черту генерал! Я в этом ничего не смыслю!

Но через 15 лет "Володька" стал-таки "красным генералом от рабочих", как назвал его Сталин в нарадной речи к пятидесятилетнему юбилею военного министра.

Тогда этот головокружительный пост не снился. "Володька" был занят меньшими делами. По его приказу рабочие сожгли луганскую тюрьму. Ворошилов был арестован, но ненадолго: рабочие буквально силой вырвали "Володьку" из тюрьмы, грозя забастовкой в случае, если не освободят Ворошилова. В революцию 1905 года он стал председателем совета рабочих уполномоченных города Луганска.

А вскоре в 1906 году ничего кроме Донбасса, завода, степей и шахт не видавший, провинциал-рабочий Ворошилов отправился в первое далекое путешествие в Санкт-Петербург, на съезд партии.

"Это мое самое сильное впечатление в жизни",- вспоминает сейчас военный министр. В Петербурге Ворошилов впервые увидел Ленина и был ошеломлен. Известно, что Ленин производил на людей сильное впечатление. И "ошеломительное" петербургское впечатление Ворошилова, большевика по темпераменту, провинциала-рабочего, разумеется, законно.

"Все в нем мне казалось необыкновенным, и его манера говорить, и простота, и главное,- вспоминает Ворошилов,- пронизывающие и сверлящие душу глаза".

Встреча оказалась сильной вехой в жизни Ворошилова. Но кроме этой встречи - кряжистого, сладко любящего жизнь, и "баб", и "водочку", и песни, и пляски молодого крановщика ошеломи-ли и потрясли блеск, дворцы, наряды, магазины - жизнь царского Петербурга.

В том же году Ворошилов двинулся дальше, на съезд в Стокгольм. А в 1907 году - в Лондон, где партия на съезде раскололась на большевиков и меньшевиков; и где донской крановщик "Володька" стал уже ярым большевиком.

И после лондонского съезда в родной Луганск Ворошилов привез оружие, хоть уж спадали волны первой революции. Но в Луганске бывшего председателя совета, буйного "Володьку" уже ждала полиция.

Рабочие прятали, переводили Ворошилова от одного подпольщика к другому. Носили скрывавшемуся в зарослях реки "Володьке" любимую "водочку" и "закусон". По все ж полиция схватила Ворошилова, и в 1908 году "Володька" пошел на три года на север в Мезенскую ссылку.

На вокзале провожавшим его "Володька" кричал:

– Не падай духом, товарищи! Мы ще вернемся! Придем! Держись, покажем ще им! "Черт возьми, чего там смотреть!"

И ничего не скажешь: через 9 лет "Володька" пришел и начал "показывать".

3. Октябрь

Не классовый, но непримиримый враг Ворошилова Троцкий характеризует военного министра России со всей убийственностью для марксиста: Ворошилов и не марксист, и не интернациона-лист, а национал-социалист, "крайний революционный демократ из рабочих" и "по всем повадкам и вкусам всегда гораздо больше напоминал хозяйчика, чем пролетария".

В этой характеристике не все неверно. Не совсем верно, что Ворошилов демократ. Вороши-лов - русский национальный бунтарь, а бунтарь не часто равен демократу. Но что Ворошилов национален, это бесспорно. Да и откуда и как ему национальным не быть? Ворошилов воспитался не в женевских "кафешках" в интернациональной компании Троцкого, а в глуши русской провинции, в донских степях, где было много скверны, но была и жизнь подлинной России.

От этой низовой, буйной, народной России - Ворошилов. И от нее ему никуда не уйти, несмотря на всю фразеологию коминтерна и полный мундир интернационализма.

Троцкий упрекает Ворошилова в "патриотизме" во время войны и в "поддержке Милюкова - Гучкова слева". Как во всяком памфлете, и здесь палка несколько перегнута, но и это отчасти верно и законно для Ворошилова, переживавшего войну не из Америки, как Троцкий, а стоя у станка Петербургского орудийного завода, работая по 12 часов в сутки на оборону. Разница бытия всегда диктует и разницу сознания.

Но бунт, стихийность, жажда свалить "богачей" для себя, для рабочего народа, вот что жило в этом, по-звериному любящем жизнь металлисте. И когда в 1917 году петербургские улицы заволновались сначала голодными бунтами, а через пять дней страна вспыхнула страшной стихией российского разрушенья, Ворошилов сразу же схватился за этот рычаг, опрокидывающий вместе с "богачами" и "буржуями" в пропасть всю страну, всю Россию. "Черт возьми, чего там смотреть!"

В большевистском послужном списке нынешнего военного министра стоит: "...в дни февраля в Петербурге вывел на улицу лейб-гвардии Измайловский полк". Конечно, Ворошилову не мерещились тогда еще перспективы октября; их не было и у ехавшего из Америки Троцкого; они были только у торопившегося в Россию из Швейцарии Ленина, человека с "пронизывающими и сверлящими душу глазами".

Ухватившийся за сворачивающий всю русскую историю рычаг, металлист Ворошилов весной 1917 года только чувствовал, что в этом ветре закудахтала, кажется, та самая "наседка", под которой "при нормальных условиях" из яйца обязательно вылупится цыпленок. Прогноз слесаря исторически оказался правильным. Он, этот русский "цыпленок", вылупился.