Шрифт:
В услужении у пифии, помимо штата, выделенного ей Миндовским, было всего два человека: горничная-гречанка и фамильяр, господин Золотцев. Причем оба они состояли при госпоже задолго до ее приезда в Россию, что было совсем неудивительно для гречанки, но вызывало вопросы в отношении фамильяра. Однако выяснить что-либо о темпераментном Иннокентии Федоровиче Белецкому не удалось.
– Что насчет сеанса предсказаний? – спросил Руднев после того, как Белецкий окончил свой рассказ.
Белецкий взглянул на часы.
– У нас с вами есть время на обед и на то, чтобы переодеться к вечеру.
В особняке Миндовского собралось немногочисленное, но вполне приличное общество.
В освещенной на старомодный лад свечами гостиной посетители разбивались на группы и вели обыденные светские беседы о политике, театре, скачках, общих знакомых, знаменитостях и о прочем в том же духе. Подобранные едва ли не на одно лицо лакеи в голубых ливреях подавали гостям шампанское и засахаренные фрукты.
– Это похоже на обычный светский прием, – поморщился Руднев, который подобные мероприятия терпеть не мог и всячески их избегал.
– А вы чего ожидали, Дмитрий Николаевич? Авлосов? Киликов? Хитонов? – пожал плечами Белецкий.
– По крайней мере я ожидал какой-то особой атмосферы. Пока же антураж абсолютно прозаический.
– Это же не цирк и не шатер гадалки, чтобы декорациями настроение нагнетать!
Руднев недовольно мотнул головой.
– От цирка все это отличается только импозантностью публики!
– Наберитесь терпения, Дмитрий Николаевич! На сеансе атмосфера совсем иная, – заверил Белецкий. – Не знаю, чем уж это объясняется, но, поверьте, это действо захватывает. Я видел, как особо впечатлительные личности там до исступления доходили.
– Это называется истерией, – скептически хмыкнул Руднев. – Ну или, к слову, о киликах, шампанское у пифии могут подавать какого-то особого сорта.
Белецкий с подозрением взглянул на свой бокал и отставил его. Наблюдавший за этим Дмитрий Николаевич рассмеялся.
В этот момент в гостиную вошел господин Золотцев и, распахнув объятья, кинулся через весь зал к Рудневу. На этот раз Белецкий в отместку за шутку с шампанским не стал прикрывать Дмитрия Николаевича от импульсивного фамильяра.
– Ах, господин Руднев, как замечательно, что вы нашли возможность прийти! И, так сказать, поддержать ее яснословие! – растроганно восклицал Иннокентий Федорович, прочувственно обнимая и лобзая гостя. – Когда я увидел вас в сегодняшнем списке, так прям сразу и подумал: вот, подумал я, Дмитрий Николаевич – благороднейший человек с невероятной тонкостью манер и особенной деликатностью!..
«Благороднейший человек» с трудом высвободился из дружеских объятий и, взяв фамильяра под руку, поспешил увлечь его в другой конец зала, подальше от любопытствующих посетителей, привлеченных бурной сценой и пламенной речью Золотцева.
– Как состояние госпожи Флоры? – спросил Руднев, врезая свой вопрос в неиссякаемый поток восторженных и взволнованных слов. – Она очень сильная женщина, раз не стала отменять сегодняшней сеанс.
– Несомненно! Несомненно, господа! – с головокружительной легкостью перескочил на новый предмет разговора Иннокентий Федорович. – Но тут дело не только в силе! Здесь вопрос служения! Нам с вами, простым смертным, этого не дано понять!
– Служения? – не понял высказанной сентенции Руднев.
– Именно! Пифия служит оракулу! Ее дар – это и ее проклятье! Как бы ей ни было тяжело сейчас, она не имеет возможности противиться силе древних богов!
– А вы давно служите госпоже Флоре? – снова сменил направление беседы Дмитрий Николаевич.
– О! Я удостоился великой чести стать фамильяром ее яснословия в 2681 году месяца Хераий 3 !
– Простите? – озадачено переспросил Руднев.
– Ах! Извините, привычка! – и Золотцев пояснил: – Уж скоро пять лет, как я при госпоже. Я тогда путешествовал по Европе, искал свое призвание, знаете ли! Я все мечтал написать книгу о величайших цивилизациях древности. О Греции или про Рим… Но чего-то мне не хватало! Может, конечно, и образования, но я так думаю, что это все судьба! Судьба, господа, она дама строгая! Она уж если что и решила, то противиться ей бесполезно… Короче говоря, во Флоренции я пересекся с ее яснословием. Побывал на ее сеансе… И все! Словно громом меня поразило! Понял я, грешный, что мне на роду написано было!.. Кинулся я ее яснословию в ноги, ну, она и снизошла!.. С тех пор я ее верный фамильяр, а заодно и устроитель всех ее дел, конфидент, даже что экономка и нянька, если вы меня понимаете…
3
Золотцев называет год по летоисчислению, введенному древнегреческим ученым Тимеем, который предложил отсчитывать года от первых Олимпийских игр, состоявшихся в 776 г. до н. э., вернее, от первой Олимпиады, в которой было достоверно известно имя победителя. Однако Золотцев, вероятнее всего, ошибается, называя год, так как древние греки использовали лунный календарь, а в нем год короче астрономического. Месяц дельфийского календаря Хераий соответствует в современном календаре периоду октября—ноября.
– Понимаем, – хмыкнув, заверил Белецкий. – А позвольте задать вам деликатный вопрос как фамильяру и конфиденту? Каков статус личной жизни госпожи Флоры?
Иннокентий Федорович всплеснул руками.
– Господа, о чем вы говорите! Вы имеете в виду de la vie amoureuse (фр. любовная связь)? Но это абсолютно невозможно! Она пифия! Вы знаете, что это значит?! Она принадлежит оракулу! Принадлежит сompl`etement (фр. без остатка)! На обывательском уровне это значит, что она не имеет права на иные отношения! Она не может иметь amant (фр. любовника)! Ни в каком смысле! Vous me comprenez?! (фр. Вы меня понимаете?!) Она должна rest'ee pure (фр. оставаться невинной) и хранить верность оракулу! В противном случае она лишится своей силы!..