Когда Дмитрий Николаевич покинул особняк Миндовского, город уже окутывали мягкие вечерние сумерки. Едва он ступил за ворота, от стены соседнего здания отделилась высокая узкая фигура и направилась в его сторону.

– Белецкий, ты почему домой не поехал? – спросил Дмитрий Николаевич, узнав друга. – Или ты меня тут до утра сторожить собирался?

– Мадмуазель намеревалась задержать вас на всю ночь? – поинтересовался в ответ Белецкий.

– Даже и не знаю, что тебе ответить, – признался Руднев. – В какой-то момент я не исключал такой возможности. Но, как оказалось, у нашей пифии были иные намерения.

Дмитрий Николаевич коротко рассказал обо всем происшедшем в зале с фонтанами.

– Напрасно вы давеча жаловались, что вечер у вас нудный намечается, – заметил Белецкий и добавил: – Кстати, мне тоже скучать не пришлось. Пока я вас дожидался, тут преинтереснейший спектакль развернулся с господином фамильяром в главной роли, – и он принялся рассказывать:

– Спустя минут десять после того, как вас препроводили на ужин, Золотцев вышел и занял место во-он на том углу, – Белецкий указал рукой на дальний от ворот угол особняка, выходящий на Скарятинский переулок и скрытый от окон дома густо разросшимися кустами сирени. – Как выяснилось, у него там несколько rendez-vous (фр. встреча) было назначено с довольно-таки занятными личностями. Двое были похожи на третьевошних филеров, один ливрейный, барышня какая-то, какой-то вполне себе приличный молодой господин, я бы предположил, доктор или инженер после университета, и трое уличных мальчишек. Со всеми ними Иннокентий Федорович имел непродолжительную беседу. С некоторыми что-то передавал из рук в руки. А с мальчишками и молодым человеком он даже поругался в своей экспрессивной манере…

– Думаю, это были его осведомители, – перебил Белецкого Дмитрий Николаевич. – Кажется, тебе, Белецкий, удалось раскрыть тайну предсказаний нашей дельфийской дивы!

– Все возможно, – скромно ответил Белецкий. – Но это не конец истории! Буквально перед тем, как вам выйти, фамильяр снова появился, но на этот раз не один. С ним была женщина, закутанная в какие-то шали, словно Шахерезада. Душевное состояние Золотцева было крайне возбужденным. Он что-то выговаривал своей спутнице, пока ловил извозчика и сажал ее в коляску, а потом все по сторонам озирался, будто опасался соглядатаев. Меня он, к слову сказать, не заметил… Однако самое интересное не это! Занятнее всего было то, что мне удалось увидеть, когда Шахерезада в экипаж садилась и все эти ее калиптры слегка распахнулись. Так вот, на этой таинственной особе была золотая маска во все лицо, вроде Вольто 4 .

– Маска? – изумился Руднев и посетовал. – Жаль, что ты за ней не последовал и не выяснил, кто эта таинственная Шахерезада.

– Даже если бы я имел такое намерение, мне бы не удалось, – ответил Белецкий. – Когда фамильяр наконец убрался и мне уже не грозило быть замеченным, коляска скрылась в переулке. Пока бы я ловил извозчика, она бы окончательно потерялась. Да и опасался я, Дмитрий Николаевич, вас одного оставлять. Не нравится мне…

Что именно ему не нравится, Белецкий не досказал, вместо этого он внезапно одной рукой зажал Рудневу рот, а второй ухватил за плечо и толкнул в тень соседнего дома, в ту самую, где до этого скрывался сам.

– Тише! – шепнул он, убирая руку от лица Дмитрий Николаевича. – Смотрите!

С крыльца особняка Миндовского, звонко стуча каблучками по мраморным ступеням, сбежала стройная женщина и торопливым шагом поспешила вверх по Поварской улице.

– Похоже, это Флора, – прошептал Белецкий, и Руднев утвердительно кивнул, узнав платье, которое видел на пифии накануне. – Куда это она на ночь глядя, да еще пешком?

– Пойдем за ней и узнаем, – тихо ответил Дмитрий Николаевич.

Мадмуазель Флора, очевидно, очень спешила и волновалась. Ее темные волосы небрежно выбились из-под шляпы, и она постоянно поправляла их нетерпеливым жестом. Время от времени женщина едва ли не переходила на бег, придерживая юбку так, что были видны ее изящные щиколотки.

Выждав, когда женщина отошла на полсотни шагов, друзья направились за ней.

Дойдя до самого начала Поварской, последняя дельфийская пифия остановилась у ограды церкви Симеона Столпника и оглянулась, словно кого-то поджидая.

Руднев с Белецким тоже остановились и притаились на углу Грачевской усадьбы.

Женщина продолжала топтаться у церковной ограды и нетерпеливо поглядывать по сторонам. Волосы ее совсем растрепались. Она сняла шляпку, заправила непослушные пряди и принялась закреплять шпильки. Даже с того расстояния, на котором находились от нее Руднев с Белецким, было очевидно, что волнение пифии достигло крайности. Руки ее не слушались. Она выронила шпильку и резко наклонилась за ней.

– Черт! – вдруг воскликнул Руднев. – Какой же я дурак!

– Что случилось? – встревоженно спросил Белецкий.

– Это не она! Не Флора!.. Линия плеч! Руки!.. Это другая женщина! Да и платье! Какая дама два дня подряд станет одно и то же платье надевать?!

– Но к чему такой маскарад?!

Руднев схватил Белецкого за локоть и дернул обратно в сторону особняка Миндовского.

– К тому, чтобы отвлечь нас! Надо скорее вернуться!

Тут из церковного сада раздался свист. Мнимая Флора встрепенулась и скользнула в незапертую калитку.

Друзья на мгновенье застыли в нерешительности. Наконец рассудительный Белецкий сказал:

– Дмитрий Николаевич, если от нас хотели что-то утаить, у них уже было добрых минут пять-семь… Я думаю, возвращаться нет смысла. А здесь, глядишь, что-то и узнаем.

Руднев согласился, и они поспешили вслед за неизвестной.

Женщина пересекла церковный двор и свернула на дорожку, ведшую в сад, изрядно заросший и уже темный. Друзья стали опасаться, что в этом сумраке потеряют мнимую Флору из вида, но сократить расстояние между ней и собой не решались, поскольку в ночной тиши звуки даже самых затаенных шагов оказывались отчетливо слышимыми.