Занимаясь собственным независимым исследованием (или подчиняясь новой навязчивой идее, как вам больше нравится), я начала читать о том, как проституцию использовали в качестве доказательства сумасшествия женщины. Мой гнев был еще сильнее обычного. Возможно, мою точку зрения нельзя было назвать исключительно научной.

В аудитории нашлись женщины, обуреваемые еще большими страстями, чем я сама. Так бывало часто, и я считала эти моменты наивысшим, чистым и значительным достижением образования в целом и конкретного преподавателя. Мне нравилось предоставлять людям информацию, которой у них не было раньше, и наблюдать за тем, как оживает страсть в их сердцах. Открой человеку истину, и она изменит его жизнь. Может быть, придет день, и весь мир изменится благодаря истине.

В аудитории шла жаркая дискуссия. Я ожидала чего-то подобного. Невозможно воспринимать емкие, образные слова, содержащие в себе столько боли, и не реагировать на них эмоционально. Я не стала мешать дискуссии и только ходила по залу, время от времени комментируя и задавая вопросы.

Постепенно мы отклонились от темы, но я не стала сразу возвращать студентов назад. Мне было важно, куда заведут их собственные рассуждения.

– Ну какая теперь разница, скажите мне? Это уже история, больше таких вещей не бывает.

– Ты что? Все бывает, только выглядит по-другому. Может, все происходит не так явно, но только суть от этого не меняется.

– Какая суть не меняется?
– тихо задала я свой невинный вопрос.

– Что не меняется? Вы мне лучше скажите, что изменилось! Люди по-прежнему считают, что, если женщина почему-то не захотела делать то, что от нее требуют, она ненормальна и поступает вопреки собственному естеству.

– Да ерунда все это! Женщины сейчас становятся президентами компаний!

– А что требуют от женщины?
– снова спросила я.

В ответ хлынула волна ярости.

– Да все! От них требуют, чтобы они все делали и при этом были милыми, заботливыми и незлобивыми ко всем окружающим! Да, и еще они должны быть сексуальными. Этакими женщинами чьей-то мечты, и в то же время готовить так, как их свекрови! Они должны рожать детей, а если они не хотят этого делать и предпочитают заняться собственной карьерой, их тут же начинают считать эгоистичными, эгоцентричными и ненормальными в целом.

Если бы я жила в прошлом веке, меня бы точно отправили в сумасшедший дом!

Другой женский голос подхватил:

– И с сексуальностью тоже все несправедливо. Мужчин раньше сажали в тюрьму за преступления, а женщин - за то, что они были слишком сексуальны. Если ты надеваешь короткую юбку и блузу с откровенным вырезом или пользуешься косметикой и украшениями не так, как этого хотели бы окружающие, - тебя наказывают и прикрепляют к тебе ярлыки.

Я посмотрела на нее.

– Какие ярлыки?

Она пожала плечами:

– Ну, знаете, там, шлюха, сука, дрянь. Так что у девушки есть выбор: либо соответствовать чужому представлению о тебе, либо быть наказанной за неповиновение.

– Все равно ничего не получится! Мужчинам нравится, когда женщина изображает суку, хотя они не склонны стесняться выражениях и обязательно будут оскорблять ее за это!

Другая студентка сказала:

– В том-то все и дело! Нас только оскорбляют за то, что мы не соответствуем чужим представлениям, а тогда женщин за это отправляли в сумасшедшие дома.

Голоса продолжали звучать, а я задумалась. Я уже знала то, о чем они говорят, но эта истина почему-то стала откровением для меня.

Возможно, это произошло потому, что теперь она имела ко мне непосредственное отношение. Если женщину называли проституткой, даже в современном мире это было оскорблением. Раз об этом говорят даже студенты, значит, так оно и есть.

Я дала им письменное задание, предложив выразить на бумаге свои чувства возмущения и сострадания, потому что мне были интересны страстные и гневные речи женщин и не менее, страстные оборонительно-оправдательные слова мужчин. Я сидела за столом и хмурилась, глядя в блокнот. На мне была одежда для занятий: юбка, шелковая трикотажная блуза и туфли на низком каблуке. Для вечерней работы я планировала переодеть только нижнее белье. Итак, я могла считать себя в относительной безопасности: я не выглядела как шлюха, что оставляло мне шанс считать себя хорошей женщиной.

Позже, познакомившись с другими женщинами, которые работали в агентстве, я была поражена. Глядя на них, никто бы не принял их за сотрудниц службы эскорта. Они совершенно не были похожи на шлюх.

Что значит «быть похожей на шлюху»? Я больше ни в чем не была уверена.

Персик позвонила мне в семь тридцать.

– До которого часа ты сегодня хотела работать?

Я об этом как-то не думала.

– Не знаю. А что?
– Мне было особенно нечем заняться. С исчезновением из моей жизни известного урода все вечера стали похожи один на другой.