— Вы голодны по еде или по женщине, Тимур Давидович? — напрямую интересуюсь я, пододвинув к себе тарелку с мясной нарезкой, не спеша накалывая на шпашку закуску.

— Вы когда-нибудь наблюдали Ниотамори — старинную японскую традицию поедания пищи. Традиция заключается в том, что вместо посуды используется обнаженное женское тело, — он выжидающе смотрит на меня, когда я медленно киваю и проклинаю себя. В моей голове уже возникает очередная фантазия, как именно он бы ел эти гребанные ролы, оголяя моё тело. — Это будоражащая традиция, не так ли? Меня всегда поражало в Ниотамори совмещение пороков, но это по-настоящему захватывающе зрелище.

Какого черта?

Я нервно покачнулась на стуле, теснее сжимая ноги, ощущая болезненно приятный узел в низу живота.

Значит, Ниотамори?

— Когда перед вами лежала женщина, покрытая едой, с чего вы начали своё пиршество? — его глаза лихорадочно блеснули, когда я задала свой провокационный вопрос.

— Я люблю женщин, а не еду, — он едва сдерживает смешок, когда я недоверчиво сузила глаза. — За Ниотамори интересно наблюдать, когда в воздухе начинает витать похоть и жажда голода, но я не прикасаюсь к чужой женщине. Что касательно еды в постели… — он пробегается по мне внимательным взглядом, словно прикидывая и ассоциируя еду со мной. — Я бы выбрал шоколад, черный и горячий.

Такие откровение заставляют меня напряженно и яркими вспышками представлять моего гендиректора, который разливает по моему обнаженному телу черный и горячий шоколад.

Я допиваю бокал шампанского, которое не сразу получается проглотить из-за кома в горле. Резче положенного опускаю на стол бокал со звоном, стараясь взять себя в руки. Не выходит. Тогда я передергиваю плечами от резкой волны мурашек по коже.

Интересно, он бы начал обливать меня шоколадом с груди или с бедер?

— Видимо, эта тема слишком… Острая, — он насмехается над моей реакцией, понимая, что ему удалось расшатать мою самоуверенность и заставить меня вспыхнуть неожиданным смущением от яркого возбуждения. — Оставим тему о еде на потом, — многозначительно говорит он, и я буквально слышу «на завтрак». — Потанцуем, — утверждает мой директор, грузно поднявшись и нависнув надо мной, протянув свою ладонь.

Я смотрю на его протянутую руку и тяжело сглатываю. Он предлагает не просто потанцевать, а встать к нему впритык, дышать его умопомрачительным парфюмом и прикасаться к его телу. Я сильная, но не железная. Мой желудок скрутило от предвкушения, но мозг всё ещё сопротивляется моим истинным желаниям.

— Пасовать вам не идет, Виктория Владимировна, — подначивает Громов.

Тимур Давидович понял, что я струсила перед таким близким контактом. Тем не менее, мне нужно выстоять с гордо поднятой головой, и доказать, что я не его податливая и слабохарактерная Анечка. Я нечто похуже и порочнее…

Пусть теперь он сам захлебнется в желании. Всего лишь танец. Что может случиться на глазах наших коллег? Громов слишком дорожит своей идеальной репутацией, чтобы испортить её за один вечер.

Тимур Давидович решительно берет меня за руку и ведет в центр зала. И сбежать хочется… И встать к нему ближе, как можно теснее. Так, чтобы я ощутила его желание своей подрагивающей грудью. Да, черт возьми! Я так этого долго ждала, что поддаюсь на эту провокацию без какого-либо сопротивления.

Музыка медленная, чувственная. Он опускает свою руку мне на талию, а другой перехватывает ладонь. Чувствую себя, как в медвежьей хватке: его рука в одно время тяжелая, но мягкая и бережная. Тимур явно думает, что я вот-вот сбегу, с каждым шагом прижимая меня к себе теснее… Но нет, не сегодня. Слишком долго я вожделела именно этого мужчину, с которым меня связывали сугубо строгие рабочие отношения.

Я вспоминаю, как мне было одиноко тёмными вечерами одной в постели или в душе. Тогда я представляла эти сильные руки на моём теле, которые требовательно доводили до абсурдного удовольствия, принуждая ощущать яркий оргазм. Конечно, в моих фантазиях он был идеальным, но меня интриговала реальность.

Каков он в постели? Неспешный и уверенный? Быстрый и яростный? А может жесткий и требовательный? Или всё-таки осторожный и романтичный? Любая версия была мне по вкусу, только если в главной роли оказывается Громов Тимур Давидович, моё личное табу.

Тимур Давидович будто ощущая мой жар, прижимает меня к себе ближе, не оставляя между нами никакого приличного расстояния. Коллеги начинают озираться… Я ощущаю неловкость, опуская глаза и поджимая губы.

— Полегче, Тимур Давидович, если только вы не желаете стать главным объектом грязных сплетен, — шепчу я, когда с каждым шагом он лишает меня возможности свободно дышать. Ещё мгновение и у меня точно перехватит дыхание!

Лукавый блеск я заметила слишком поздно, чтобы отстраниться от мужчины вовремя.

Он аккуратно ставит мне подножку под каблук, заставляя упасть в его руках в низкий прогиб. Я пораженно вспыхиваю, когда моя нога согнулась в колене и едва ли не оголилась до бедра, прижавшись к его боку. Мой бесстыжий гендиректор держит меня одной рукой, крепко и надежно, в то время как вторая рука очерчивает бедро, ощутимо сдавив меня в тиски.

— Ти-му-у-ур… Давидович! — с укором произношу я, требовательно гладя в глаза самодовольного директора.

Я ощущаю его упругий член в брюках, который уперся в моё бедро, демонстрируя яростное желание мужчины. У меня между ног ощущается требовательный ураган, заставляя меня думать о непристойностях с гендиректором в самом центре танцпола.